Опасные тайны

— Да, у Липски, по крайней мере, этого не спросишь. Кстати, у вас на ферме хранятся запасы этого препарата?

— Как я уже сказал, им распоряжается ветеринар. Никто из коневладельцев не станет усыплять лошадь просто из прихоти, лейтенант.

— Конечно, вы правы. Ведь лошадь — это не только живое существо, но и объект для вложения денег. И каких денег!..

— Вот именно, — холодно подтвердил Гейб. — Вам приходилось когда-нибудь видеть, как это бывает?

— Нет.

— Бывает, лошадь спотыкается на дорожке и падает. Жокей летит черт знает куда, скакун в панике пытается подняться, отовсюду сбегаются грумы, тренеры… В эти мгновения не имеет никакого значения, чья это лошадь… она принадлежит всем. Потом зовут ветеринара, и, если ничего нельзя сделать, он усыпляет лошадь. Все это, разумеется, делается за особой ширмой, а не на глазах у всего стадиона.

— А вы… вам когда-нибудь приходилось терять лошадь подобным образом?

— Да, один раз. Это было примерно год назад, во время утренней тренировки. Кстати, утренние работы гораздо опаснее, чем собственно скачка. Жокеи не так внимательны, не так собранны, да и лошади тоже…

Гейб вздохнул. Он все еще помнил охватившее его тогда ощущение беспомощности и бессильный гнев.

— Это была очень одаренная кобыла, настоящая красавица. Я назвал ее Дама Бубей. Когда все было кончено, грум рыдал, как ребенок. Кстати, это был Мик. — Гейб с трудом подавил желание сжать руки в кулаки. — Так что если кто-то прикончил Липски тем же способом, каким мы усыпляем лошадей, то я скажу вам, лейтенант: он этого не заслуживал.

— Вы все еще ненавидите его, мистер Слейтер?

— Да, лейтенант. — Глаза Гейба стали непроницаемыми, а взгляд — неподвижным. — Вы хотели спросить меня, не я ли убил Липски, так? Я вынужден сказать — нет, но я не уверен, каким бы был мой ответ, если бы я, зная то, о чем вы рассказали мне сегодня, нашел его первым.

— Знаете, мистер Слейтер, вы мне нравитесь.

— В самом деле?

— Да. — На лице Росси появилась редкая гостья — улыбка, которая плохо шла к его малоподвижному лицу. — Некоторые люди ходят вокруг да около, некоторые начинают запинаться, некоторые потеют от страха. Но не вы. — Лейтенант снял с брючины невидимый глазу волосок. — Вы ненавидите этого сукиного сына и, представься вам возможность, без колебаний убили бы его. И вы не боитесь открыто сказать мне об этом. Я не только восхищаюсь вашей искренностью, мистер Слейтер, но и верю вашим словам.

Он поднялся.

— Разумеется, вы могли меня и надуть, но если вы побывали в мотеле, то рано или поздно я об этом узнаю. То, что вы будете и дальше пользоваться полной свободой, меня не слишком волнует, поскольку я все время нахожусь где-то поблизости и в случае необходимости успею предпринять контрмеры. — Он смерил Гейба еще одним внимательным взглядом. — Но я уверен, что вы ни при чем. Стоило Липски увидеть вас в дверной глазок, и он забаррикадировался бы в своем номере и до последнего держал оборону. Так вы не будете возражать, если я пойду и переговорю с вашими людьми?

— Нисколько. — Лейтенант прекрасно знал дорогу, и Гейб остался сидеть в своем кресле. Закрыв глаза, он сосредоточился на упражнении из йоги, последовательно расслабляя один задругам шейные позвонки.

Гейб дал Росси час, после чего сам вышел к конюшням. Атмосфера здесь была сильно наэлектризована, а в воздухе витали запахи волнения и страха, как бывает всегда, когда смерть, о которой обычно не думаешь, вдруг оказывается совсем близко. Тем не менее стоило Гейбу появиться, как работники прекратили сплетничать и взялись за работу.

Джемисона Гейб нашел возле раненого Дубля. Тренер беседовал с ветеринаром.

— Воспалительный процесс почти прекратился, — вещал Мэтт, — и рана заживает хорошо. Повязку можно менять один раз в день. Используйте тот же антисептик, который я прописал Валету, и все будет в порядке.

— Шрам останется?

Мэтт кивнул, разглядывая длинную царапину на боку вороного.

— Скорее всего — да.

— Чертовски жаль! — Джемисон взялся за спринцовку, чтобы промыть рану. — Жеребец такого класса — и вдруг с отметиной.

— Зато каков престиж! — заметил Гейб, делая шаг вперед, чтобы придержать коня за недоуздок. Пальцы его пробежали по морде вороного с нежностью, с какой не всякий мужчина станет ласкать женщину, и жеребец отозвался на ласку, наподдав его руку носом, словно игривый щенок.

— Боевые шрамы украшают мужчин, — пробормотал Гейб. — Главное, чтобы это не повлияло на его резвость и на его честолюбие. Как скоро он сможет ходить под седлом, док?