Третий глаз-алмаз

– Разве ее выписали? – удивилась мачеха.

– Давно, – поразился доктор.

Тельма кинулась в комнату к девочкам, распахнула шкаф и увидела: вещи Светы испарились. Очевидно, она пришла в квартиру в тот момент, когда мачеха ходила по магазинам, быстро сложила сумку и была такова.

– Не так давно она сюда заявилась, – завершила рассказ Тельма, – опять со своей бредовой идеей про кровное родство с Лукашиными. Наверное, совсем с ума сошла. Какая теперь разница? Я не выдержала и ответила: «Ты меньше всего на их истинную дочь походишь, вероятно, Злата родила Элю, у той тоже музыкальный дар был». Про Жанну я не упомянула, не захотела! Думала, Света успокоится, а ее совсем перекорежило, чушь понесла, в какой-то момент вдруг заорала:

– Я знаю правду! Элька Жанну столкнула!

И тут же рот закрыла! Ушла она быстро, а я сообразила: в тот день, когда мы с Элей об убийстве беседовали, дверь хлопнула. Это Светка приходила, она нас подслушала!

Тельма опять схватилась за фильтр и наполнила свою чашку.

– Журналист Егоров хотел напечатать серию статей про Лукашиных, – тихо сказала я. – В пятничном номере был анонс: «Тельма дала откровенное интервью: девочки ненавидели друг друга». Вы и впрямь говорили такое?

Хозяйка стиснула губы.

– Проныра! Заявился сюда вечером в день смерти Жанны и Златы, не постеснялся прийти в дом, где две покойницы разом. Я открываю дверь – стоит мужик, внешне обычный, улыбается.

Я снова стала внимательно слушать Тельму.

Нянька решила, что приехал следователь, и нервно сказала:

– Девочки и Сергей устали, они спят. Давайте на лестнице поговорим, хотя мне сообщить вам нечего, я пришла с продуктами, когда Жанна уже умерла.

– Давайте познакомимся, – предложил незваный гость, – Николай Егоров, главный редактор газеты «Лупа».

– Что вы хотите? – изумилась Тельма.

Егоров потер руки.

– Я оказался на месте преступления первым, сделал несколько снимков, вот, смотрите.

– Какое право вы имели входить в чужую квартиру без спроса? – возмутилась нянька.

– Дверь была открыта, – прищурился Николай.

– Вас не звали!

– Лучше ответьте, кто убрал вторые тапки, маникюрный прибор и лак до приезда милиции? – иезуитски поинтересовался репортер.

– Ничего такого в гостиной не было, – прохрипела Тельма.

Егоров зашипел:

– Значит, это вы постарались! Я проверил, на снимках, которые сделали менты, другой натюрморт. Дочки Лукашиных, они ведь приемные, не очень-то друг друга жаловали?

Только ужасом, который обуял Тельму, можно объяснить, что она сказала правду.

– Да они вечно лаялись, перед родителями прикидывались, а по сути, жили в ненависти.

– Отлично, – закивал Владимир. – И кто из крошек столкнул Жанну?

Тут к Тельме вернулось самообладание.

– Убирайтесь прочь! – с яростью сказала она.

– Я заплачу за рассказ, – не смутился Егоров.

– Отвалите, – перешла Тельма на жаргон.

– Ладно, – пожал плечами Николай, – мне пока хватит услышанного. Но я еще вернусь. Читайте «Лупу» в субботу, непременно изложу в статье свои наблюдения. А дальше посмотрим.

Представляете ужас Тельмы? В пятницу она купила желтое издание, нашла там свое имя и впала в панику. Она решила поговорить с Николаем, обратилась в справочную, разузнала телефон «Лупы» и соединилась с редакцией. Ответил не особо вежливый мужской голос:

– Алле! Че надо?

– Это «Лупа»? – пытаясь сохранить спокойствие, спросила Тельма.

– И чего?

– Позовите Егорова.

– Кого?

– Вашего главного редактора.

– Ах, этого! Он спекся!

– Простите? – не поняла Тельма.

– В больнице валяется, – пояснил мужчина, – газета теперь наша, не фиг сюда трезвонить.

– Значит, Егоров больше не хозяин издания? – не веря своему счастью, переспросила Тельма. – Материалы его не опубликуют?

– Сказал уже, он в реанимации, не фиг звонить.

Только человек, получивший помилование от смертной казни, может понять чувства Тельмы. Судьба помогла Барсуковой; что случилось с наглым корреспондентом, она не знала, но так ему и надо!

Тельма замолчала, я тоже не произнесла ни слова, сидела молча, уставившись в экран работающего без звука телевизора. У Барсуковой был включен канал КТК, демонстрирующий новости. Вдруг появилось лицо Лизы, заплаканное, опухшее, потом камера отъехала чуть вбок, стало видно, что ее ведут под руки в машину «Скорой помощи». Забыв спросить разрешение у хозяйки, я схватила пульт, комнату заполнил мужской голос: