Унесенные ветром

— Ну конечно, она здесь, со мной, — с нежностью в голосе проговорила Мелани. — Вы не тревожьтесь о нас, дядя Генри, берегите себя.

Дядюшка Генри вытер мокрые ноги о лоскутный коврик и со стоном напялил свои разваливающиеся башмаки.

— Мне пора, — сказал он. — Надо еще отшагать пять миль. Скарлетт, заверни-ка мне с собой чего-нибудь поесть. Ну, что найдется.

Поцеловав на прощанье Мелани, он спустился на кухню, где Скарлетт заворачивала в салфетку несколько яблок и кукурузную лепешку.

— Дядя Генри, дела в самом деле так… так плохи?

— Так плохи? Черт побери, да! Не будь гусыней. Армия при последнем издыхании.

— Вы думаете, они доберутся до Тары?

— Ну, знаешь ли… — начал было дядюшка Генри, раздраженный этой особенностью женского ума, способного думать лишь о собственных интересах, когда на карту поставлено кое-что поважнее. Однако, поглядев на удрученное, испуганное лицо Скарлетт, старик смягчился. — Конечно, нет. Тара в пяти милях от железной дороги, а янки нужна только дорога. Ты, душечка, смыслишь в этих делах не больше, чем табуретка. — Он помолчал. — Я притопал ночью не затем, чтобы просто сказать вам обеим «до свиданья». Я принес Мелли тяжелую весть, но, поглядев на нее, просто не смог ничего ей сообщить. Так что придется тебе взять это на себя.

— Неужели Эшли?.. Вы что-нибудь узнали? Он… он умер?

— Вовсе нет. Откуда бы я мог узнать про Эшли, стоя по самый зад в грязи в окопах? — раздраженно ответствовал старый джентльмен. — Нет. Это его отец. Джона Уилкса больше нет с нами.

Скарлетт опустилась на стул, уронив сверток с едой на колени.

— Я пришел, чтобы сообщить об этом Мелани, и не смог. Придется это сделать тебе. И вот, передай ей.

Дядюшка Генри достал из кармана небольшую миниатюру покойной миссис Уилкс, пару золотых запонок и массивные золотые часы с цепочкой, на которой покачивались, позвякивая, брелоки. Узнав часы, столько раз виденные ею в руках старого Джона Уилкса, Скарлетт наконец осознала, что отца Эшли больше нет в живых. Это оглушило ее, и она сидела не шевелясь, не в силах произнести ни слова. Дядюшка Генри кашлянул и поерзал на стуле, не решаясь поглядеть на нее, боясь увидеть слезы и совсем расстроиться.

— Он был храбрый человек, Скарлетт. Передай это Мелли. Скажи, чтобы она написала его дочкам. И хороший солдат, несмотря на свои годы. Его убило снарядом. Угодило прямехонько в него и в лошадь. Лошадь я пристрелил сам, бедняжку. Славная была кобылка. Напиши-ка, пожалуй, и миссис Тарлтон про ее лошадку. Она в этой кобыле души не чаяла. Ну, давай, заворачивай мою еду, девочка. Мне пора обратно. Полно, полно, не принимай это так близко к сердцу. Какой еще смерти может пожелать себе старик, как не плечом к плечу с молодыми парнями?

— Нет, он не должен был умереть! И совсем не должен был идти на войну! Он должен был жить, и растить внука, и мирно умереть в своей постели! Господи, зачем он пошел на фронт! Он не считал, что Юг должен отделиться, и ненавидел войну, и…

— Многие из нас мыслят совершенно так же, но что из этого? — Дядюшка Генри сердито высморкался. — Думаешь, мне, в моем возрасте, доставляет большое удовольствие подставлять лоб под пули? Но в нашем положении у джентльмена нет выбора. Поцелуй меня на прощанье, детка, и не тревожьтесь обо мне. Я вернусь с этой войны целым и невредимым.

Скарлетт поцеловала старика и слышала, как он в темноте затопал вниз по лестнице и как звякнула щеколда калитки. С минуту она стояла не двигаясь, глядя на вещи, оставшиеся на память о Джоне Уилксе. Потом поднялась наверх к Мелани.

В конце июля пришла дурная весть — предсказания дядюшки Генри сбылись, янки повернули на Джонсборо. Они перерезали железную дорогу в четырех милях от города, но были отброшены кавалерией конфедератов, и инженерные войска под палящим солнцем восстановили путь.

Скарлетт сходила с ума от тревоги. Три дня прошли в томительном ожидании, в снедавшем сердце страхе. Затем пришло ободряющее письмо от Джералда. Неприятельские войска не дошли до Тары. Шум сражения был слышен, но они не видели ни одного янки.

Джералд так хвастливо, с таким упоением описывал, как конфедераты очистили железную дорогу от янки, словно он сам, собственноручно и единолично, одержал эту победу. На трех страницах он возносил хвалу храбрым войскам конфедератов и лишь в конце письма коротко обмолвился о том, что Кэррин больна. По мнению миссис О'Хара, у нее тиф. Болезнь протекает не тяжело, у Скарлетт нет оснований для тревоги, только она ни под каким видом не должна возвращаться домой, даже если ехать станет безопасно. Миссис О'Хара теперь очень рада тому, что Скарлетт и Уэйд не возвратились домой, когда началась осада Атланты. Миссис О'Хара просит Скарлетт сходить в церковь, помолиться о том, чтобы Кэррин скорее выздоровела.