Унесенные ветром

Еще до зари по городу поползли слухи о том, что расследование будут вести военные власти. Южане — глаза у всех были опухшие после ночи, проведенной без сна, в тревоге и ожидании, — понимали, что жизнь целой группы их сограждан зависит от трех обстоятельств: от способности Эшли Уилкса подняться с постели и предстать перед военными властями с таким видом, будто у него всего лишь болит с похмелья голова; от показаний Красотки Уотлинг, что эти мужчины провели весь вечер у нее в доме, и от показаний Ретта Батлера, что он был с ними.

Город трясло от беспомощной злости при упоминании этих двух имен. Красотка Уотлинг! Быть обязанной ей жизнью своего мужа — нет, это невыносимо! Женщины, переходившие на другую сторону улицы при виде Красотки, со страхом думали сейчас, помнит ли она об этом, и содрогались от ужаса при мысли, что помнит. Мужчины не чувствовали особого унижения от того, что будут обязаны жизнью Красотке, ибо многие, в противоположность своим женам, считали, что она женщина совсем неплохая. Их возмущало другое — то, что они обязаны жизнью и свободой Ретту Батлеру, этому спекулянту и подлипале. Красотка и Ретт — самая известная в городе женщина легкого поведения и самый ненавистный в городе человек. И теперь они, южане, будут всем обязаны этим людям.

Приводила их в бессильную ярость и другая мысль — сознание, что они станут предметом насмешек янки и «саквояжников». Ох, как те будут потешаться! Двенадцать самых видных горожан оказались завсегдатаями борделя Красотки Уотлинг! И двое убили друг друга в схватке из-за какой-то девицы, а остальных выкинули из дома свиданий, потому что они были настолько пьяны, что даже Красотка не пожелала терпеть их присутствие, при этом кое-кого посадили под замок, ибо они отказались признаться, что были там, хотя всем известно, что они там были!

Атланта недаром опасалась, что ее горожане станут посмешищем для янки. Эти последние слишком долго терпели холодность и презрение южан и теперь не знали удержу. Офицеры будили приятелей и рассказывали новость. Мужья на заре будили жен и сообщали им все, что считали возможным сообщить женщине. А женщины, поспешно одевшись, бежали к соседям и распространяли слухи. Женщины-янки нашли эту историю прелестной и хохотали до слез. Вот они, южане, — рыцари и галантные джентльмены! Может быть, теперь эти южанки, которые ходили, высоко задрав голову, и с презрением отвергали все попытки установить дружбу, не станут больше задаваться — ведь ныне всем известно, где проводят время их мужья, делая вид, будто идут на собрание. Политические собрания! Смех, да и только!

Но хоть янки и смеялись, Скарлетт вызывала у них жалость и сочувствие. В конце концов Скарлетт — леди, и притом одна из немногих в Атланте, кто неплохо относится к янки. Они симпатизировали ей уже потому, что она вынуждена была работать, ибо муж не мог или не хотел должным образом ее содержать. И хотя муж у бедняжки был никудышный, а все-таки это ужасно — узнать, что он ей изменял. А еще ужаснее узнать об измене одновременно с известием о его смерти. В конце концов, лучше иметь плохого мужа, чем никакого, и дамы-янки решили быть особенно внимательными к Скарлетт. Что же до остальных — миссис Мид, миссис Мерриуэзер, миссис Элсинг, вдовы Томми Уэлберна и других, в том числе миссис Эшли Уилкс, — то вот над ними они уж посмеются. Может, хоть тогда эти гордячки станут повежливее.

Словом, в темных комнатах на северной стороне города шепотом говорили преимущественно об этом. Дамы Атланты пылко объявляли мужьям: им-де глубоко безразлично, что думают янки. В глубине же души они считали, что легче подвергнуться наказанию плетьми, чем переживать эту пытку — видеть ухмылки на лицах янки и не быть в состоянии сказать правду о своих мужьях.

Доктор Мид, чье чувство собственного достоинства было глубоко уязвлено, — надо же, в какое дурацкое положение поставил его и всех остальных Ретт! — заявил миссис Мид, что, не будь с ним других, он предпочел бы во всем признаться и пусть бы его повесили, чем выдумывать, будто он провел вечер в доме у Красотки.

— Это же оскорбительно для вас, миссис Мид, — кипятился он.

— Но все знают, что вы там не были, потому что… потому…

— А янки знают другое. И если мы спасем наши шеи, то лишь потому, что они поверят. А уж как будут смеяться! Меня же одна мысль, что кто-то может этому поверить и станет надо мной смеяться, приводит в ярость. И как это оскорбительно для вас, потому что… дорогая моя, я же всегда был вам верен.