86  

— Я на велосипеде. Иногда, бывает, жду, когда лавка на переезде застрянет. Но редко.

Улита отыскала на полотенце чистый участок между двумя пятнами туши и громко высморкалась.

— Все равно не понимаю: зачем тебе все это. Ты себя точно наказываешь, — сказала она сдающимся голосом. — Почему не поедешь в Москву, к Эде?

Аня настороженно взглянула на нее.

— Это он тебя послал? — спросила она быстро. Улита честно замотала головой.

— Нет.

— Тогда, может быть, он тебе нужен? — осторож­но начала Аня.

И снова выстрел оказался в молоко.

— Эдя, конечно, ничего. Не лишен утробной привлекательности. Но все же я пас. Можешь водить мимо экскурсии из Эдь, я не дрогну даже веком. Ты друтое дело. Он для тебя. Поезжай!

— И к кому же ты требуешь, чтобы я поехала? К человеку, который меня не ждет? Который понятия не имеет, чего хочет? К инфантилу, сохранившему интеллект Карлсона до зрелого возраста? — почти со злостью крикнула Аня.

Улита прищурилась.

— Значит, любишь?

Аня не сказала ни «нет», ни «да», только упрямо повторила, что никуда не поедет. Бывшая секретар­ша мрака не видела проблемы.

— Ну так просто позвони! Скажи: мол, убиралась в телефонной книге, наткнулась на номер, аппарат старый, память ограниченна. Хочу понять, оставлять тебя или нет.

Аня засмеялась.

— А чего такого-то?.. — продолжала Улита. — Хотя, конечно, телефон — это ненадежно. Лучше встреться с ним у подъезда. Ля-ля тополя, проходи­ла мимо с пересадкой на пять электричек. Какой-то ты похудевший, бледный! Идем, я тебе погадаю на борще и котлетах!

— Он в кафе работает. Там с голоду не умрешь.

— М-м-м… Тяжелый случай! Ну, хочешь, я вместо тебя ему позвоню? Скажу: это тетя Липа из сельсове­та! Ваша Аня несмертельно ранилась тяпкой! Сроч­но приезжайте к ней в деревню, а то мы у нее элек­тричество отключим и навоз не завезем! — Слова у Улиты не расходились с делом. Она еще говорила, а сама уже тянулась за телефоном.

Аня схватила ее за руку.

— Не надо! — торопливо сказала она. — Просто не надо, и все! Это не так должно происходить, а по-другому я не хочу!..

В ее торопливом шепоте было что-то такое, что Улита поняла и сдалась.

— Ну хорошо. Не хочешь, чтобы мы помогали тебе, давай помогать мне. Жалеть меня и все такое! То, что я выгляжу как танк, не означает, что я не нуж­даюсь в участии! — великодушно согласилась она.

— Ты веселая, — сказала Аня.

— Я разная, — оспорила Улита. — Вела я тут днев­ничок. Записывала в него разные полезные мыслиш­ки про меня саму. А потом пролистала: что год назад мне смешно было — теперь грустно. Я чувствую, что мало-помалу… ну меняюсь, что ли. Вообще дневни­чок — полезная штука. Вроде фотографии души.

— Дашь почитать?

— Тебе дала бы! — сразу согласилась Улита. — Ноу проблемой, как говорит амиго Ромасюсик. Только одна маленькая проблема. Дневничок у меня за­говоренный. Кто чужой заглянет — получает заряд из дробовика.

— А дробовик где? Ведьма вздохнула.

— Он в воздухе растворенный. А заклинание не­обратимое… А что, ты гостей только супом кормишь? Чего-нибудь поосновательнее есть?

Аня встала и спустилась в подпол за картошкой и квашеной капустой. Она чувствовала уже, что это надолго. Лампочка перегорела, и Аня возилась до­вольно долго, в темноте отыскивая миску, в которую можно переложить капусту. Внезапно люк захлоп­нулся, и полоска света на ступенях исчезла. Мало того — Аня услышала скребущийся звук и поняла, что Улита сдвигает с места стол.

Аня кинулась к лестнице. Руки у нее были слабые. Нагнув голову, она плечами налегла на люк, но тут услышала, как снаружи кто-то барабанит в дверь так сильно, что сотрясается весь дом.

— Минуту! Я одна и ищу ключ! — крикнула Улита. Люк разбух от сырости и закрывался неплотно, с

щелью. Аня прильнула к щели. Она увидела, как Ули­та окунает палец в варенье и что-то быстро пишет на полированном сиденье стула. Потом показывает Ане свой телефон и торопливо засовывает его под половик.

Стук не умолкал. Казалось, еще немного, и дверь сорвут с петель. Улита глубоко вздохнула, обречен­но оглянулась и потянула засов. Со своего места Аня видела белый срез скатерти и чуть полноватые ши­рокие голени Улиты в темных полусапожках. Муж­ских ног было три пары. Средние — щеголеватые, в полосатых брючках в обтяжечку и почти кукольных, до блеска начищенных ботинках. Справа и слева от щеголеватых ножек громоздились колонны в оди­наковых кожаных брюках и громадных ботинках, перемазанных рыжей глиной.

  86  
×
×