Великолепная маркиза

Анна-Лаура с облегчением вздохнула, когда ее наконец привели в женскую тюрьму и передали на попечение женщины лет сорока, суровой на вид, но прилично одетой. Она приветствовала новенькую кивком и отвела ее в камеру на первом этаже. Тусклый свет проникал сквозь маленькое и высоко расположенное окошко. В камере не было ничего, кроме старого соломенного тюфяка, табуретки, таза и ведра.

– Вам недолго быть в одиночестве, – заметила госпожа Анер – надзирательница. – К нам везут арестованных со вчерашнего дня. В основном это мужчины, но будут и женщины.

– Кого же арестовали?

– Людей из Тюильри, разумеется. Например, Вебера, молочного брата ко... Марии-Антуанетты. И еще офицеров и телохранителей графа Прованского.

– Но брат короля давно уехал! Ему не нужны были телохранители.

– Что я могу вам ответить? У вас, конечно, найдутся друзья среди этих людей...

– До вчерашнего дня я никогда не бывала в Тюильри. Я там почти никого не знаю.

– Но вас обвиняют в том, что вы близкая подруга...

– Королевы? Она едва меня знает, но я предана ей с тех пор, как она оказалась в беде.

– Вам ее жаль?

– Да, потому что она боится за своих детей.

– У вас тоже есть дети? Вы еще так молоды.

– У меня была дочка, но она умерла месяц назад.

– Так вот почему вы в трауре! Простите меня, если я вам показалась нескромной. У меня тоже есть дочь, и если вам что-то понадобится, – быстро добавила госпожа Анер, – дайте мне знать через Арди, тюремщика. Он славный человек и не станет вас мучить.

– Должна предупредить вас, что у меня нет денег. У меня все отобрали. Но мне ничего и не нужно.

Задумчивый взгляд надзирательницы остановился на совсем еще юной женщине, которая, казалось, отказалась от всего. Голос госпожи Анер зазвучал мягче:

– В тюрьме всегда что-нибудь нужно. Особенно женщине... Я к вам еще загляну.

Она уже собиралась выйти, но Анна-Лаура удержала ее:

– Прошу вас, сударыня, не могли бы вы мне сказать, здесь ли герцог Нивернейский?

– Нет, его здесь нет, но это не значит, что его сюда не привезут. И потом, другие тюрьмы тоже заполняются арестованными. Но вы сказали, что никого не знаете. Значит, вы обманули нас?

– Нет-нет! Это мой единственный друг, и он уже очень стар.

– Я постараюсь выяснить.

Раздалось звяканье ключей, потом заскрежетал замок, и все стихло. Анна-Лаура оказалась в полутьме, так как солнце не проникало в окно камеры, где держался сильный запах плесени. Она слышала не только звуки тюрьмы, но и шум с улицы, где ни на минуту не стихала вакханалия. Когда люди не пели эту кошмарную «Са ира!», они выкрикивали проклятия королевской семье, герцогу Брауншвейгскому и всем этим арестованным дворянчикам, которых постоянно подвозили к воротам тюрьмы. Не смолкали восторженные приветствия в адрес Дантона, Марата и Робеспьера, приведших народ к переменам и новой жизни, которая, как надеялась толпа, продлится вечно.

Анна-Лаура старалась не слышать этих разнузданных выкриков. Она никогда не была очень набожной, а после смерти Селины вообще перестала молиться. Она лишь ждала, когда за ней придут и отведут на эшафот. Это будет ужасный момент, но потом все кончится, наступит освобождение!

И только на десятый день дверь наконец отворилась и в камере появилась благородная и гордая дама. Маркизе де Турзель предстояло отныне делить с Анной-Лаурой тяготы заточения, и гувернантка дофина не смогла скрыть своего удивления:

– Госпожа де Понталек? Но как вы сюда попали? Моя дочь Полина говорила, что вы бросились в Сену. Мы предположили, что вы утонули, так как о вас не было никаких известий. Принцесса Мария Терезия, которой вы так понравились, очень горевала...

– Я тронута, сударыня, и мне очень жаль, что расстроила ее высочество. Выбравшись на берег, потому что с детства умею плавать, мне не удалось спастись – тем же утром меня арестовали в моем доме на улице Бельшас как подругу королевы.

– Это какая-то ошибка! Дружеское отношение к вам ее величества проявилось так недавно, что никто не мог узнать об этом. Правда, маркиз был верным ее другом. Его тоже арестовали?

Анна-Лаура отвела глаза:

– Надеюсь, что нет. Он отправился к графу Прованскому, который призвал его к себе.

– Ах вот как! – Поняв, что ее юная соседка по камере не намерена ничего больше объяснять, маркиза де Турзель не стала настаивать.

Они некоторое время молчали, и Анна-Лаура заговорила первой, чтобы больше не касаться щекотливой темы: