Великолепная маркиза

– Но что произошло с вами, сударыня, и с мадемуазель Полиной?

– После вашего прыжка в реку мою дочь и госпожу де Тарант допросили. Благодаря храбрости принцессы их отпустили, и они отправились в дом герцогини де Лавальер, бабушки госпожи де Тарант. На следующее утро Полина и ее брат навестили меня в монастыре Фейянов, в первой королевской тюрьме, где я сходила с ума от тревоги за нее. На следующий день, 13 августа, нам с госпожой де Ламбаль разрешили сопровождать наших монархов в Тампль, где нас всех и заперли. Первую ночь мы провели в квартире архивариуса Мальтийского ордена господина Бартелеми. Полина спала на кухне рядом с Мадам Елизаветой. Там мы и оставались рядом с их величествами до прошлой ночи.

– А что случилось прошлой ночью?

– Около полуночи мы услышали стук. Через дверь нам передали приказ Коммуны: принцесса Ламбаль, моя дочь и я должны покинуть Тампль. Вы можете себе представить, что это было за прощание. Мы простились с королевской семьей как с близкими. Никакие узы крови не могли сделать нас роднее! Нас вывели из Тампля по освещенному факелами подземному ходу, посадили в фиакр и привезли в ратушу. Мы ждали несколько часов. Потом нас вывели на помост, окруженный толпой, для допроса. Допрос напоминал безумный фарс! После него нас привезли сюда и разлучили! Вы понимаете, разлучили! Это самое ужасное. Моя дочь, совсем еще девочка, оказалась в камере, во власти монстров, захвативших Париж. О, это слишком невыносимо, право же, невыносимо!

И эта гордая, высокомерная женщина, казавшаяся несгибаемой, упала на тюфяк Анны-Лауры. Она разразилась отчаянными рыданиями, такими громкими, что молодая женщина не решилась утешить маркизу. Анна-Лаура догадывалась, что госпожа де Турзель слишком долго держала себя в руках, ничем не выдавая своих чувств, и теперь эта эмоциональная разрядка ей просто необходима. Она села рядом с несчастной женщиной и стала ждать, когда та успокоится.

Госпожа де Турзель все еще плакала, когда Арди принес еще один соломенный тюфяк и положил в углу. Потом он склонился над плачущей женщиной:

– Не надо так плакать! – сочувственно сказал тюремщик. – Вы волнуетесь о вашей дочке, но ей совсем даже неплохо. Она в камере над вами, и я одолжил ей свою собачонку, чтобы девочке было не так одиноко.

И тут Анна-Лаура увидела то, что не могла себе представить даже во сне. Гувернантка королевских детей взяла тяжелую руку тюремщика и поцеловала, словно это была рука епископа. Она перестала плакать и всхлипывать. Арди объявил им, что скоро в тюрьму приедет Манюэль, прокурор Коммуны.

– Вы можете его попросить, чтобы вас перевели к дочери, – тихо посоветовал он.

Мадам Турзель так и сделала. Поэтому после посещения прокурора Анна-Лаура снова осталась одна и снова ненадолго. Тюрьма заполнялась, предоставить каждому узнику или узнице отдельную камеру оказалось невозможным. Все горничные королевы оказались в одной камере. Госпожу де Турзель и Полину перевели к принцессе Ламбаль, чья камера оказалась немного лучше. В конце августа к ним присоединилась и Анна-Лаура. Она боялась, что еще пожалеет о своем одиночестве, когда ей никто не мешал свободно предаваться своим мрачным мыслям. Но оказанный прием согрел ей сердце.

– Какая радость вновь видеть вас, моя дорогая! – приветствовала ее принцесса Ламбаль, как будто Анна-Лаура была ее давним другом. – Как видите, нам удалось немного украсить это помещение, и мы рады разделить его с вами.

В эту камеру попадало немного больше солнца, так как решетка на окне была пореже и ее прутья потоньше. Там сушилось и белье, развешанное на веревке, протянутой от решетки к стулу. Дамы ухитрились постирать белье в крошечном тазике. Были здесь и походные кровати, и несколько деревенских стульев. Королеве удалось переправить из Тампля некоторые личные вещи, которые дамам разрешили взять с собой. Госпожа Анер приносила то, что требовалось, так как герцог Пантьеврский, беспокоившийся о судьбе своей невестки, сумел из своего замка в Нормандии передать немного золота в вознаграждение за услуги.

Когда они вспоминали о Версале и Тюильри, то чувствовали себя несчастными, но эти женщины смогли смириться перед тем, что они называли божьей волей. Они молились, вспоминали о прекрасном прошлом и вышивали.

Анна-Лаура без труда стала своей в этой маленькой группе. Для мягкой и преданной принцессы Ламбаль было достаточно, что Мария-Антуанетта с нежностью отнеслась к этой почти незнакомой женщине, и она искренне полюбила Анну-Лауру. А госпожа де Турзель и ее дочь сумели оценить ее храбрость. Маркиза де Понталек с некоторым удивлением обнаружила в себе способность приспосабливаться, которой она за собой раньше не замечала. При общении со своими соседками она освоила придворный стиль, которому ее никто не учил и который стал для нее своего рода защитной броней.