43  

Шевалье казалось, что он ждет уже целую вечность. Он отлично знал дьявольское коварство мосье, покушение было хорошо спланировано и тщательно организовано… Вдруг Ферсену не удастся обнаружить порох? Но тогда он, конечно, сможет убедить королеву высадиться на берег и продолжить путешествие в карете… хотя, кажется, она и сама уже в курсе дела… Воспоминание о таинственной даме в черной накидке несколько успокоило Турнемина.

Тонкая полоска света появилась на востоке.

Услыхав чьи-то осторожные шаги. Жиль выглянул из лодки. Это был Аксель, лицо его светилось радостью. Он прыгнул в лодку, хлопнул Друга по плечу и сказал:

— Давай на тот берег! Все в порядке. Кофр с порохом теперь на дне Сены.

— Кофр?

— Да, порох был не в бочке, бочку легко обнаружить. Нет, его положили в большой дорожный сундук, обитый медью. Он стоял в трюме, среди багажа. Мы его довольно быстро нашли, он был очень странно поставлен: против бортовой стенки, ближе к носу, как раз под тем местом, где обычно любит стоять королева, глядя на реку и на приветствующих ее подданных. Когда мы сдвинули кофр, на пол выпала маленькая трубочка, она была вставлена в его боковую стенку, в трубочке был порох, и соединялась с фитилем, пропущенным через скульптурное украшение носа. Убийце, подплывшему на лодке, достаточно было только руку протянуть… Мы все выбросили: и кофр, и трубочку, но фитиль оставили.

Жиль улыбнулся.

— Ты думаешь, это даст возможность поймать убийцу? Мысль хорошая, но, если сеть не натянут, вряд ли кто-нибудь решится подплыть к кораблю.

— Ничего! Сеть не натянут, но корабль все равно остановится возле Сент-Ассиза. Герцог Орлеанский, хоть и обижен на королеву за отказ, не преминет поприветствовать ее салютом. А маркиза де Монтессон, покровительница театра, обязательно покажет какое-нибудь представление.

Судно будет перед замком в полдень, я ни за что не хочу упустить такой занятный спектакль…

— Я тоже…

Остаток путешествия прошел в молчании. Выпрыгнув на берег, Аксель де Ферсен протянул руку своему другу, так долго оплакиваемому и так странно найденному.

— Ты прощаешь меня, шевалье? Я знаю, ты всегда был верным и преданным другом, я глубоко раскаиваюсь, что подозревал тебя!

Жиль засмеялся и пожал плечами.

— Не волнуйся, наша дружба не пострадала, мне не за что тебя извинять, я слишком многим тебе обязан. Ведь это благодаря тебе я нашел отца и обрел имя. Даже если бы ты застрелил меня там, на тропинке, я не стал бы тебя упрекать.

Друзья крепко обнялись и расстались. Ферсен пошел к деревьям, за которыми виднелась высокая черепичная крыша с красивой трубой, а Жиль вскочил в седло. Его лошадь прекрасно отдохнула и встретила хозяина радостным ржанием. Напоследок Жиль оглянулся на корабль королевы.

В легком утреннем тумане, приглушавшем его блеск, без обычного дневного оживления на борту, он казался захудалой декорацией для устаревшей оперы. И добрый бретонец почувствовал глубокое презрение к этому судну, не знавшему ни настоящего плавания, ни настоящего ветра. Теперь, утратив смертельный заряд, спрятанный в его трюме, оно превратилось в символ ничтожества и легкомыслия, недопустимые для женщины, наделенной по воле Бога королевским величием…

Жиль помчался в Сен-Порт; быстрая скачка вернула ему хорошее настроение и, выехав на дорогу в Нанди, он не колеблясь свернул к охотничьему павильону, принадлежавшему некогда Людовику XV, который, щадя свою репутацию, проводил в нем только деловые встречи. Прекрасная Анна не солгала, и теперь он должен расплатиться с ней так, как она просила… К тому же он поклялся, а человек чести держит слово…

Стараясь лицемерно не думать о последствиях обещания, данного красивой и страстной графине, Жиль спешился у охотничьего павильона. Кругом не было ни души, но легкая струйка дыма, поднимавшаяся из трубы, указывала на то, что дом не пуст.

Привязав лошадь под навесом, он подошел к двери и обнаружил, что она не заперта. Не раздумывая, Жиль вошел в дом.

Хорошо зная сладострастную натуру графини, он приготовился увидеть чувственный беспорядок в комнате с занавешенными окнами, разобранную кровать и в ней Анну, прикрытую только волной белокурых волос, ее волнующую кожу и глаза, подернутые влагой наслаждения.

Но он оказался в большой комнате: то ли кухне, то ли столовой, где приятно пахло свежезаваренным кофе и жареным цыпленком. Веселый огонь горел в камине, украшенном святыми образами и скрещенными ружьями, освещая крепкий стол, накрытый белой скатертью. На столе был сервирован простой, но сытный завтрак: большая буханка хлеба, кусок свежего масла, сыр и крынка молока.

  43  
×
×