Узник в маске

Мари удалилась, напевая про себя песенку из комедии Мольера. Жаннета вернулась к Сильви, устремившей на нее встревоженный взгляд.

– С чем ты явилась? Что-то случилось? Чтобы примчаться в столь поздний час, надо иметь веские причины...

– Ничего не случилось, просто соскучилась по городскому воздуху. Корентэн утомил меня подсчетами, заботами по хозяйству, ездой взад-вперед по имению. Я предоставила ему заниматься всем этим дальше и отправилась сюда.

– Вы поссорились?

– Вот еще! Просто надо время от времени напоминать ему, что значит жить без меня. Лучше скажите, госпожа: то, что я сейчас слышала, – это серьезно?

– Что Мари увлеклась Бофором? Боюсь, да.

– Вас это так печалит? Советую вспомнить, что в пятнадцать лет сердце не ведает постоянства.

– Мое познакомилось с постоянством еще раньше, в четырнадцать. Именно тогда я повстречала прелестника в лесу Ане...

– Да, но после этого вы с ним не расставались, вот время и сделало свое дело и скрепило то, что было еще хрупко. Мари предстоит жить при дворе, входить в свиту шестнадцатилетней принцессы. Балы, внимание красивых молодых людей... Она быстро излечится.

– Да услышит тебя господь, Жаннета...

6 февраля в Лувре случился сильный пожар, затронувший так называемую Малую галерею, смежную с покоями Мазарини. Тот пришел в ужас и, невзирая на свое критическое состояние, распорядился отвезти его в Венсенн, где расположился на первом этаже Королевского павильона, большая часть которого была возведена им самим. Сам король переехал в Сен-Жермен, но по численности людей, последовавших за Мазарини и за королем, легко можно было судить, кто управляет делами королевства. Сильви уехала с королевой, оставив детей на попечение Персеваля, аббата и его верных слуг.

Мазарини отходил в Венсенне от пережитого страха и, заботясь о престиже, представал перед своими людьми только чисто выбритым, в огненной сутане и скуфье на голове. В свободное время он, опираясь на плечо верного слуги Бернуэна, медленными шажками бродил по галереям, осматривая свои коллекции, которые приказал перевезти в замок. Казалось, все эти картины, скульптуры, украшения и мебель обладают способностью удерживать его на этом свете.

Тем временем произошло событие, которого с таким нетерпением ждал Месье: в Гавре высадилась принцесса Генриетта с матерью и большой английской свитой. Они едва не стали жертвами плохой погоды в Ла-Манше. Сама принцесса перед посадкой на корабль была уже больна и чуть не умерла в шторм.

Однако при прибытии будущей Мадам в Сен-Дени, где ее встречали король, королевы и весь двор, оказалось, что за считанные месяцы из прежней гусеницы успела проклюнуться очаровательная бабочка. Когда-то грустная, худенькая девочка-подросток, предмет жалости и снисхождения, с которой юный Людовик отказывался танцевать по причине ее невзрачности, стала очаровательной девушкой, возможно, излишне худой, но все равно изящной, грациозной, с милым личиком, прекрасным оттенком кожи, огромными карими глазами и великолепными каштановыми волосами с рыжеватым оттенком.

Людовик сразу же разглядел ее красоту. Что касается Месье, то он излучал восторг, твердил, что влюблен сильнее, чем когда-либо прежде, и не обращал внимания на насупленный вид своего сердечного друга, опасного красавца шевалье де Лорена.

– Что скажете теперь, братец? – обратился он к королю чуть свысока. – Как вам показались мощи святых мучеников?

– Я еще больше утвердился во мнении, что с женщинами надо быть готовым ко всему. А вам, любезный брат, несказанно повезло. Постарайтесь не забыть это чересчур быстро...

– Этому никогда не бывать! – вскричал принц пылко. – Мои друзья, которых я посылал в Гавр встречать жену, взирают на нее глазами умирающих. Я уж не говорю о Бекингеме, прибывшем вместе с ней...

И действительно, к великому смятению Анны Австрийской, на нее нахлынули волной волнующие воспоминания. Генриетту и ее мать сопровождал фаворит короля Карла II, великолепный Джордж Вильерс, сын человека, ставшего некогда самой большой ее любовью, которому она едва не уступила в амьенском саду. Позволив этому молодому человеку, слишком похожему на того, чей образ навсегда запечатлелся в ее сердце, поднести к губам ее руку, Анна Австрийская улыбнулась так, что искушенные придворные тотчас смекнули: молодой герцог получил право на покровительство королевы-матери. Все затаили дыхание, почувствовав, что скоро разразится драма.