Узник в маске

– Я же просила меня не ждать...

– Вас и не ждали, госпожа герцогиня... Просто тут произошло еще кое-что.

– Что?

– Скоро увидите. Сейчас вы встретитесь с господином шевалье.

И действительно, Персеваль, поджидавший карету, пересек темный двор, помог Сильви выйти из кареты и повел, ни слова не говоря, к незанятым комнатам для слуг, расположенным над помещением для седел и кладовкой садовника. При свете ночника она увидела забинтованную голову на подушке. Голова принадлежала чернокожему Набо.

– Пьеро выходил выбрасывать помои и, вернувшись, нашел его у наших дверей – полумертвого от голода и холода, раненного.

– Как он здесь оказался?

– Дочь Молины спрятала его в старых залах Лувра, кормила его там и собиралась помочь уйти, но ее, должно быть, выследили. Двое вооруженных мужчин в масках нашли его и попытались убить, но попытка не удалась. Несмотря на потерю крови, он сумел от них уйти, потому что хорошо изучил коридоры и закоулки дворца. Покинув Лувр, он спрятался в мастерской лодочника, но, чувствуя, что слабеет, притащился сюда, так как этот дом – единственный известный ему, к тому же он был уверен, что мы его не выдадим.

– Он не ошибся. Но кто же послал людей, попытавшихся его убить?

– Выбор невелик... Кто в этом королевстве мог предположить, что он принял участие в появлении не совсем такого потомства, как ожидалось?

– Король?!

– Может быть, и не напрямую, а, скажем, через Кольбера, всячески доказывающего свою беззаветную преданность. Этот еще более безжалостен, чем его господин. Сказать так – все равно что назвать человека лютым зверем!

Для Сильви не была удивительной резкость его оценок: она знала, что Персеваль не может простить Людовику XIV арест его друга Фуке.

– Но королева ни за что не смогла бы... Послушайте, крестный, я готова поклясться, что она совершенно чиста!

– Не стану вам мешать. Она тоже не знала о происшедшем, и ее изумление при рождении чернокожей малышки было не меньшим, чем у всех остальных.

– Отказываюсь понимать!

– А между тем все просто: этот несчастный малый влюбился в нее сразу, еще в тот момент, когда Бофор преподнес его ей в дар. Вам известно еще лучше, чем мне, как она любила с ним играть и слушать его пение. Для нее он был не более чем неодушевленным предметом. По вечерам он часто прятался у нее под кроватью, чтобы любоваться ею во сне...

– Но ведь король ложился с женой каждую ночь... Во всяком случае, почти каждую.

– Вот именно – почти! И главное, очень поздно: ведь Лавальер его подолгу не отпускает. Как-то ночью, когда Набо покинул свой тайник, чтобы предаться излюбленному удовольствию, королева внезапно очнулась и увидела его склонившимся над ее постелью. Это ее так напугало, что она, даже не пикнув, лишилась чувств. А он, конечно, воспользовался случаем... Можете оценить всю глупость ситуации!

– Боже! Такой молодой! Ведь он еще почти ребенок...

– Не преуменьшайте его возможности. В его возрасте мужской инстинкт уже пробуждается, особенно у чернокожих. К тому же он влюбился. А теперь дадим ему поспать.

– Я бы тоже не отказалась прикорнуть, – призналась Сильви со вздохом. – Только у меня это вряд ли получится.

– Постарайтесь хотя бы на несколько часов отвлечься от мыслей о Набо. Теперь он у меня дома, так что это скорее моя проблема, чем ваша. Все необходимые решения мы примем завтра.

– Проще всего было бы вернуть его Франсуа де Бофору, который, по словам короля, скоро возвратится во Францию. Но этим мы только усложним его положение. Король зол на него за то, что он подарил Набо королеве...

Усталое лицо Персеваля оживилось.

– Что за чудесную весть вы принесли! Нас ждет встреча с Филиппом? Хвала Создателю!

– Я знала, что вас это порадует не меньше, чем меня. Я не могу думать ни о чем, кроме его возвращения. Что до этого бедного юноши, то я предлагаю отправить его в Фонсом, спрятанного в карете. Пускай о нем позаботится Корантен: уж он-то догадается, как лучше поступить. Но сначала Набо потребуется несколько дней, чтобы прийти в себя... Все это время придется держать его взаперти.

– Не бойтесь, никто, кроме Николь и меня, не будет к нему заходить.

На следующий день после отъезда Сильви двор погрузился в траур по принцессе Марии-Анне, объявленной «жертвой заражения крови». Малютку с большой помпой предали земле в гробу. Правда, никто не видел, что или кого положили в гроб.

20 декабря завершился наконец бесконечный процесс Никола Фуке – завершился новой вспышкой королевской злобы. Суд приговорил подсудимого к ссылке, но Людовик XIV, взбешенный тем, что его лишили удовольствия присутствовать на отсечении головы Фуке, без колебания ужесточил приговор и обрек бывшего министра финансов на пожизненное заключение. Цель короля состояла в том, чтобы ублажить Кольбера и двоих его приспешников, Летелье и его сына Лувуа, тоже мечтавших о смерти Фуке.