106  

Каждый раз, когда она ехала из поместья Конфлан в парижский особняк или наоборот, Сильви, как и сейчас, делала крюк, чтобы проехать мимо башни Венсеннского замка, ссылаясь на то, что ей нравится въезжать в Париж через ворота Сент-Антуан. Это давало Сильви возможность долго смотреть на древнюю башню и заставляло ее сердце биться сильнее, как в те прежние, полные любви и мучительных тревог дни, таившие в себе не гаснувшую с годами прелесть. Ведь на самом верху башни, под облаками и вдали от земли, по-прежнему томился тот, кого она продолжала называть Франсуа и кого стерегли, как самое бесценное из сокровищ...

Пять лет! Скоро пять лет, как он в тюрьме, этот хищный зверь, угодивший в западню, что устроила крыса в пурпурной кардинальской мантии! Когда она думала об этом – а думала она неотступно! – молодая герцогиня де Фонсом не могла заглушить угрызений совести, ибо для нее это время было наполнено великой радостью жизни с мужем; он часто отсутствовал – война свирепствовала с большей силой, чем во времена Ришелье, но был нежным, предупредительным и стал любить ее еще сильнее с того дня, как два года назад Сильви подарила ему маленькую Марию, которую Жан обожал: крестной матерью девочки стала мадемуазель д'Отфор, благодаря браку с маршалом де Шомбером получившая титул герцогини Аллюэнской, а крестным отцом – юный король Людовик XIV.

Случалось, что это уютное счастье заставляло Сильви обманываться на счет того, чем в самом деле живет ее сердце, но едва она видела стены Венсеннского замка, ее столь послушное сердце замирало. То же самое Сильви чувствовала, когда в чьем-нибудь салоне – к слову сказать, она посещала их очень редко – встречала госпожу де Монбазон, чья верность узнику почти вошла в поговорку и прославилась так широко, что народ сложил о ней песню:

  • Бофор в тюрьме Венсеннской,
  • Заточен в башню он,
  • Но жить и там в веселье
  • Есть у него резон...
  • Оп-ля! Оп-ля!
  • Он пару раз в неделю
  • Имеет Монбазон.

Надменную герцогиню нисколько не оскорбляло, что ее приравнивают к публичным девкам, которым разрешалось в королевских тюрьмах утешать заключенных, особенно занимавших важное положение. Совсем наоборот! С гордостью и с презрением к престарелому мужу – его это ничуть не смущало – она отвечала на вопросы любопытствующих, сообщала новости о Франсуа, которые раньше других узнавали госпожа де Вандом и госпожа де Немур, но все это неизменно вызывало у Сильви дикое желание собственными руками задушить госпожу де Монбазон...

Однако Сильви понимала, как сильно нуждаются ее благодетельница и ее подруга детства в этом утешении, ибо после ареста Франсуа судьба Вандомов стала совсем незавидной. Герцог Сезар, вынужденный бежать из своего замка Ане, который «навестили» люди короля, снова отправился в изгнание, но, увы, не в Англию, где «круглоголовые» Кромвеля подняли мятеж против короля Карла I и королевы Генриетты, то есть кузена и родной сестры герцога. Он уехал в Италию, где, посетив Венецию и Рим, обосновался во Флоренции. С несколькими преданными ему дворянами и горсткой хорошеньких мальчиков он вел там привычную для него беспутную жизнь, которая резко отличалась от жизни его старшего сына Меркера, который, уединившись в замке Шенонсо, неотступно думал лишь об одном: не заставит ли его внезапное нападение прятаться в тайном убежище, устроенном в одной из опор моста. Жизнь герцога Сезара отличалась и от жизни его жены, заточившей себя в особняке в предместье Сент-Оноре; тут, поддерживаемая своим старым другом, епископом Лизье Филиппом де Коспеаном, и горячей привязанностью господина Венсана, она старалась добиться хотя бы беспристрастного суда над герцогом де Бофором, настолько она была уверена, что сына оправдают. Большой поддержкой госпоже де Вандом была и ее дочь; к тому же Франсуаза де Вандом, всегда верная себе, находила время для своего любимого благотворительного дела – помощи публичным девкам, как промышляющим на улицах, так и содержащимся в борделях. Естественно, Сильви часто встречалась и с матерью, и с дочерью.

Однако пушечные выстрелы продолжали поддерживать в Венсеннском замке необычное оживление. Сильви приказала поставить карету на обочине под деревьями и послала ливрейного лакея за новостями; когда он через несколько минут, показавшихся Сильви бесконечными, вернулся, ее удивила его сияющая физиономия.

– Ну что? – спросила она.

  106  
×
×