Король нищих

Это счастье длилось недолго – всего два дня. А именно до прихода весьма взволнованного Теофраста Ренодо, явившегося сообщить, что Лафма выжил.

– Курьер, утром принесший пакет, нашел его в луже крови, но Лафма еще дышал, – рассказал он потрясенным друзьям. – Его даже привели в сознание, и он нашел в себе достаточно сил потребовать, чтобы послали за знаменитым Жаном Батистом Мореном де Вильфраншем, королевским астрологом, о котором говорят, что если он соизволит взяться за свое прежнее ремесло лекаря, то может сотворить чудо.

– И он сможет помочь Лафма вернуться к жизни? – спросил Персеваль.

– До этого еще очень далеко. У раненого – он получил удар шпагой в грудь – сильный жар, и окружающие даже говорят, будто в бреду он несет такие чудовищные вещи, что домочадцы сочли необходимым никого к нему не допускать.

– Известно ли, кто нанес удар?

– Слуги и стражники – их нашли в парке связанными и полузамерзшими от холода – говорят о всадниках в масках, но у тела раненого обнаружили лист бумаги с одним-единственным словом: «Кураж». Это меня ничуть не удивляет, – прибавил газетчик. – Обо всем вы прочтете в завтрашнем номере «Газетт де Франс»...

– Друг мой, не рассказывайте об этом так подробно! Ведь ваши читатели до нового распоряжения не должны знать, что капитан Кураж, хотя и не лишил жизни Лафма, спас мою крестницу. Госпожа Шемро так коварно обманула ее, привезла к своему другу, начальнику полиции, как, видимо, и было условлено между ними.

И шевалье де Рагенэль во всех деталях рассказал своему другу о злоключениях Сильви.

– Вы правы, – согласился Ренодо, когда Рагенэль закончил свой рассказ, – будет лучше, если мы не станем сообщать подробностей. Читатели лишь узнают, что Лафма подвергся нападению у себя дома и тяжело ранен. Потом мы будем печатать бюллетени о его здоровье и – все! Какая удача, что кардинал надолго уехал из Парижа! Приказы, которые он может отдать по этому поводу, наверняка не будут исполняться с тем рвением, как если бы он находился в столице. Во-первых, потому, что большинство полицейских ненавидят начальника полиции, во-вторых, потому, что все знают: кардинал долго не протянет. Это сдерживает начинания, которые впоследствии могли бы стать опасными...

– Но тогда мне придется снова вернуться в монастырь! – с горечью воскликнула Сильви. Она была на грани истерики. – Прощайте те спокойные мгновения, что я надеялась провести здесь! Неужели никто не может остановить этого негодяя?

Господин Ренодо взял руки девушки в свои:

– Спешить некуда. Я вам сказал, что до выздоровления далеко. Быть может, Лафма уже не суждено поправиться. Надеюсь, в этом доме вам ничто не угрожает, как и в монастыре. Здесь хватит людей, чтобы вас защитить, а любовь ваших близких ничто не сможет заменить. Оставайтесь здесь и следите за дальнейшими событиями! Вполне возможно, что вам вообще не придется уезжать отсюда.

– Лишь бы его слова сбылись! – вздохнула Сильви, когда Ренодо простился с ними. Издатель обещал не давать в газете сообщение о Лафма до следующей недели. – Ведь я мечтала жить вместе с вами в этом доме, который люблю, посвятить себя заботам о вас, как любящая дочь.

– Не надо предвосхищать будущее, милая моя Сильви. Я надеюсь увидеть ваше будущее более блестящим. Разве вы забыли о вашем друге Жане?

– Как можно забыть столь милого человека? Скажите, а где он сейчас? Я была бы рада видеть его.

– Сейчас он должен присоединиться к королю где-то между Лионом и Перпиньяном.

– Ах! Разве он уже уехал?

В голосе Сильви так явственно прозвучало сожаление, что Персеваль невольно улыбнулся.

– Да, но не для того, чтобы сойтись с врагом врукопашную. Он поехал просить короля освободить из Бастилии будущую герцогиню де Фонсом. Так он сказал мне на прощание.

Розовые щечки Сильви покраснели как мак.

– Но... Не помню, чтобы я давала ему свое согласие...

– Не давали. Разумеется, не давали, и впоследствии можно будет сказать, что вы взяли назад свое слово, но подумайте о том, сколь значительной особой сделает вас столь знатный титул! Ничтожный Лафма будет смотреть на вас только издали и будет рисковать головой, если посмеет приблизиться к вам с дурными намерениями. К тому же, дорогое мое дитя, я считаю, что ни один мужчина никогда не будет любить вас так, как он. Жан беззаветно вам предан и не требует ничего взамен.

– Кроме моей руки и моего тела.

– Вы могли бы позволить мне закончить мою фразу: не требует ничего, кроме того, чем вы пожелаете его одарить. Ему известно все, что вы претерпели. Все, вы понимаете меня? Я сам рассказал ему обо всем.