Король нищих

– Монсеньор, разве вы не можете иметь лучшего учителя, чем я?

– Нет, – резко ответил он. – Я хочу, чтобы это были вы, потому что вы научите меня песням, потому что вы красивая и потому что от вас приятно пахнет!

Эта последняя подробность заставила Сильви рассмеяться. В отличие от большинства своих современниц Сильви по примеру Франсуа уверовала в благодетельную силу воды, предпочтительно холодной. Случилось это в Вандоме, когда после купания в Луаре Франсуа ей рассказал, что его полулегендарная прабабка Диана де Пуатье до преклонного возраста сохраняла свою красоту, ежедневно, и летом и зимой, моясь холодной водой. На острове Бель-Иль Сильви, как только поправилась, каждый день купалась в море и с тех пор всегда старалась мыться холодной водой.

– Тогда не угодно ли будет вам начать сейчас? – спросила Сильви, натянув новую струну и взяв несколько аккордов.

– О да! – с восторгом согласился мальчик.

Восхищенное личико Людовика согрело сердце Сильви, которая усадила мальчика и начала урок, думая, что ему будет трудно справляться с большим инструментом. Но беспокойство ее быстро рассеялось, ибо маленький Людовик с ожесточенным упорством пытался покорить гитару. Королева дала свое согласие, и в последующие дни Сильви стала находить удовольствие в этих уроках, которые маленький принц никогда не считал слишком долгими; в ходе этих занятий между ними возникла молчаливая дружба, переросшая у Сильви в подлинную нежность. Людовик был идеальный ученик: он обладал превосходным слухом, глубоким чувством ритма, и его слабый, чистый голосок звучал невероятно мило, когда он пел.

Естественно, Филипп – он был младше брата на два года – тоже пожелал учиться играть на гитаре, но Людовик воспротивился этому с бешеным упрямством, поклявшись, что он прекратит брать уроки, если на них будет присутствовать брат, и никто не посмел ему возразить.

– Вы будете учиться позднее, когда ваше величество подрастет, – успокоила Сильви Филиппа, этого карапуза, слишком хорошенького, чтобы не быть обворожительным и даже слегка загадочным. Она никак не могла понять, почему Филипп, похожий на короля, каким-то чудом оказался столь очаровательным ребенком. Малыш действительно был неотразимо мил с его густыми, черными кудряшками, большими темными глазами, всегда веселыми, и розовым личиком. Королева, почти боготворившая старшего сына, была без ума от этой крошки, называя Филиппа «своей девочкой» и наряжая его так, как будто тому никогда не придется носить ничего другого, кроме женских юбок и всяких финтифлюшек...

Новые занятия так нравились Сильви, что она почти забыла о своих грандиозных замыслах. Это было тем легче, что от лондонских эмигрантов никаких известий не поступало, а кардинал по-прежнему в столице отсутствовал. Но вдруг стало известно, что Ришелье, как обычно, водным путем возвратился в замок Рюэль, где 30 октября его навестила королева.

Вернувшись в Сен-Жермен, Анна Австрийская вызвала Сильви и сказала:

– Я сочла себя вправе обещать его высокопреосвященству, что сегодня вечером вы будете петь для него. Нет, не возражайте, – прибавила она, заметив непроизвольный жест отказа. – Сейчас он очень болен, и тем самым вы совершите милосердный поступок...

– Все так давно считают его больным, и даже при смерти, ваше величество, что я не совсем понимаю, при чем здесь милосердие? Кроме того, мой последний визит в замок Рюэль оставил у меня...

– ...ужасное воспоминание, я знаю, но на сей раз вы поедете в моей карете и вас будет сопровождать лично господин де Гито. С вами уже ничего не случится... Ну, кошечка моя, в добрый путь! Подумайте о том, что это я – а вы знаете, сколько я от него натерпелась, – прошу вас преодолеть себя. Сделаете вы это?

Сильви склонилась в почтительном поклоне: она и без того слишком явно выразила свое нежелание.

– Я повинуюсь вашему величеству.

– Прекрасно. Ступайте готовиться к отъезду!

Вернувшись к себе в комнату, Сильви сначала села и достала из-за корсажа пузырек с ядом, с которым она теперь не расставалась. Итак, долгожданное и пугающее мгновение настало! Вероятно, ей представилась возможность покончить с человеком, который всегда, всеми силами старался уничтожить семью Вандомов, и в частности Франсуа из-за его разделенной любви к королеве! Но удастся ли ей заставить кардинала принять яд? Вряд ли Ришелье, если он так тяжело болен, как это утверждает королева, попросит подать ему бокал испанского вина...