Истинная любовь

— Ни в чем себе не отказывай. Можешь смело лезть, куда пожелаешь. Компьютер с самыми заветными файлами я держу в Нью-Йорке.

Аликс рассмеялась.

— Ладно, иди займись тем, о чем не хочешь мне рассказывать. Обо мне не беспокойся. Здесь есть бумага для рисования?

— В чулане наверху стоит коробка с моими старыми запасами.

— Наверное, эта бумага такая же старая, как дневник Валентины.

Джаред прижал руку к сердцу.

— Какой удар! Я уничтожен. Но когда вернусь, то покажу тебе, так ли я стар.

— Не могу дождаться, — искренне отозвалась Аликс.

Аликс хотелось бы продлить прощальный поцелуй, но она чувствовала, что Джареда что-то тревожит и он твердо решил поскорее уехать. Раньше она ни за что не отстала бы от него, пока не выяснила, куда он едет и зачем, но не теперь. Аликс успела удовлетворить свое любопытство. Сейчас ей хотелось лишь одного — заняться проектом. Больше никаких привидений! Никаких танцев с несуществующими мужчинами и путешествий во времени.

Она жаждала покоя и тишины, чтобы погрузиться с головой в работу.

Глава 25

Взбежав на крыльцо Кингсли-Хауса, Джаред так яростно распахнул дверь, что старое стекло жалобно задребезжало. Обычно он относился к дому с уважением, которого тот заслуживал, но не на этот раз. Ворвавшись в холл, он громко, со злостью захлопнул дверь.

Потом огляделся, надеясь увидеть деда, но тот не появился. Тогда Джаред бросился к задней лестнице и, перепрыгивая черед две ступеньки, взлетел на самый верх. На чердаке он дернул за шнур выключателя, вырвал его и, разъярившись еще больше, отшвырнул.

— Выходи! — потребовал он, озираясь. Никто ему не ответил. — Валентина и Виктория — это один человек? — крикнул он. — Я знаю, ты меня слышишь, так ответь мне, черт тебя побери.

— Я здесь, — тихо произнес Калеб у него за спиной. Джаред обернулся и ахнул, призрачная фигура деда казалась почти осязаемой. Неудивительно, что Аликс приняла его за живого человека! Джаред едва удержался, чтобы не протянуть руку и не потрогать Калеба. Он сердито нахмурился, сверля деда взглядом. — Да, в Виктории живет дух Валентины.

Джареда захлестнула волна ярости, казалось, голова его вот-вот лопнет.

— Ты собираешься покинуть этот мир! И задумал взять с собой Викторию?

— Не знаю, — сказал Калеб ровным, мягким тоном. Одни лишь глаза выдавали его волнение.

— Ты не можешь поступить так с Аликс… с Викторией, — вскричал Джаред. — Она не заслуживает смерти!

— Решаю не я, — горячо возразил Калеб. — Думаешь, мне нравится быть…

— Давай, скажи это. Ты привидение!

— Да, — признал Калеб. Теперь в его голосе звенел гнев. — По-твоему, я сам выбрал себе такую судьбу? Оставаться в этом доме две сотни лет и видеть, как умирают те, кого я любил? Я знал их детьми, наблюдал, как они растут, смеялся и плакал вместе с ними, но неизменно, раз за разом, мне приходилось их терять. Этот кошмар повторялся снова и снова, но всякий раз я чувствовал безмерную скорбь. И боль моя не убывает.

Джаред не смог побороть злость, но заговорил тише, не срываясь на крик:

— А теперь ты покидаешь земной мир, забирая с собой Викторию. Все потому, что ты ее любишь. И это, по-твоему, любовь?

— Вот как ты обо мне думаешь?

— Я больше не знаю, что думать. Пожалуйста, не делай этого. Если ты уйдешь, оставь ее!

Огромным усилием воли Калеб заставил себя сдержаться.

— Я уже сказал, что это не в моей власти. Я вижу, как те, кого я знал в своей земной жизни, собираются вновь. Мне точно известно лишь одно: двадцать третьего июня я покину этот мир. Что ждет меня потом, мне пока неведомо. — Фигура Калеба начала таять в воздухе. — Мне пора. Я очень устал.

— С каких это пор ты начал уставать? — запальчиво бросил Джаред.

— Чем ближе назначенный срок, тем сильнее и тем слабее я становлюсь.

— Это какая-то бессмыслица.

— Вся моя полужизнь сплошная бессмыслица. — Калеб посмотрел на внука глазами, полными глубокой печали. — Пожалуйста, верь мне, когда я говорю, что не знаю, чему суждено случиться. Если это возможно, я уйду один, без Валентины.

— Эта женщина не Валентина, а Виктория; она живет в нашем столетии, черт тебя дери, и здесь, на земле, есть люди, которые ее любят. — Горечь, разочарование, ужас мешали Джареду мыслить ясно, а Калеб становился все прозрачнее. — Виктория видит тебя?