Изумруды пророка

– Но я вовсе не мешаю вам идти туда одному! – уколола она Морозини. – В конце концов, вы тоже вполне можете без него обойтись...

– Хилари, – запротестовал Адальбер, – я тоже должен пойти туда, это входит в мои обязанности. Образумьтесь хоть немного!

– Нет. Только не в том, что касается вас. Вы... очень дороги мне, – прибавила она, покраснев еще сильнее, чем прежде.

В эту минуту дверь зала распахнулась, впуская странную процессию: попа в черной рясе и золотой епитрахили, с кадилом в руке, и трех мальчиков, похоже, исполнявших роль певчих. Ни на кого не глядя, священник обошел зал, размахивая кадилом и нараспев приговаривая что-то непонятное, прошел в кухню, где старуха, опустившись на колени, поцеловала ему руку, оттуда – в другой зал, который помещался за кухней, потом вернулся обратно, ласково улыбнулся троим присутствующим, безотчетно вставшим при его появлении, еще немного помахал кадилом и, наконец, направился к двери. У порога Отто тоже поцеловал ему руку, и оба вышли. Слышно было, как заскрипели ступеньки под ногами священника и его свиты... В зале сильно пахло ладаном, и Хилари расчихалась.

– Что это еще за дурацкая комедия? – очень недовольная, воскликнула она.

Но ответ она получила несколько позже – от Шаффнера, и довольно нелюбезный: трактирщик явно давал ей понять, что ему не по вкусу ее возмущение.

– Надо же время от времени освящать дома... Это местный обычай, и мы его придерживаемся!

Но Альдо с Адальбером только переглянулись: они догадались, что хозяин гостиницы счел нужным позвать священнослужителя перед тем, как отпустить постояльцев в рискованную экспедицию... И когда, часом позже, они отъезжали от крыльца в надежной повозке, запряженной двумя могучими конями, которых он для них где-то разыскал, Шаффнер еще долго стоял на пороге и смотрел им вслед. Обернувшись, Альдо увидел, что трактирщик осенил их размашистым крестным знамением, затем перекрестился сам.

– Он-то уже не надеется увидеть нас живыми! – шепнул Морозини сидевшему рядом Адальберу.

Хилари, закутанная в меха и укрытая двумя одеялами, устроилась рядом с возчиком под козырьком, который должен был защищать пассажиров от дождя и снега. Но сейчас погода вроде бы исправилась, немного потеплело, и первый недавно выпавший снег начинал таять под лучами бледного зимнего солнца, выглядывавшего из-за черных елей... Повозка поднималась вдоль берега реки, и перед путешественниками разворачивался великолепный пейзаж: фоном для него служили суровые и величественные Карпаты, в сторону которых они и направились. Последнюю часть пути им предстояло проделать пешком: возчик заранее предупредил их об этом:

– Я подожду вас на постоялом дворе в деревушке, оттуда до замка всего каких-то два километра...

– Вы что же, не довезете нас до места? – возмутился Адальбер, мысленно пообещав себе при этом сказать на этот счет по возвращении несколько теплых слов трактирщику. – Но ведь с нами дама!

– Она может остаться со мной, если пожелает. Впрочем, для нее так было бы куда лучше...

– Да почему же?

В ту же минуту из чащи леса до них донесся далекий вой, который тем не менее ни с чем нельзя было спутать.

– Слышите? – спросил возчик. – Волки! Я не хочу рисковать ни своими конями, ни собственной шкурой...

Все было решено, сбить его с этого было невозможно, оставалось лишь объяснить положение Хилари: очевидно, что возчик всерьез перепуган. Его испуг заставлял предположить, что в конце пути их подстерегает опасность куда более реальная, чем обещают местные поверья. Мисс Доусон стала расспрашивать, что это за таинственная женщина, к которой они едут. Адальбер рассказал ей все, что знал, то есть очень немногое, и закончил свой рассказ словами:

– Одно мы знаем точно: она ненавидит всех прочих женщин, и естественный вывод из этого тот, что вы спокойно дождетесь нас на постоялом дворе...

Он вложил в свой ответ всю твердость, на какую только был способен, но девушка рассмеялась ему в лицо, а потом обиженно заявила:

– Когда же вы наконец расстанетесь с мыслью отделаться от меня? Что мне здесь делать с этим мужланом и кучкой грязных крестьян? Кроме них, здесь никого нет. Может, мне с ними поиграть в кости, заливая в себя этот мерзкий алкоголь, каким у нас побрезговал бы и портовый грузчик?

Альдо подумал, что вчера этот напиток вовсе не казался ей таким уж отвратительным, но решил не вмешиваться в то, что все сильнее напоминало семейную сцену. Впрочем, Хилари продолжала свою обличительную речь: