Изгнанник

– Калека!.. – зло проворчал он. – Нет… нет! Что угодно, только не это! – Он широко открыл глаза, двойная молния сверкнула в них, поразив доктора:– Есть ли хоть один шанс, хотя бы один, чтобы мы смогли использовать его?

– Шансов, к счастью, много, но вам придется сильно страдать.

– Это не самое страшное по сравнению с тем, что мне пришлось перенести во время моего плена на болоте.

– Мне придется опять сломать ваши кости… Какая-то священная ярость обуяла Гийома. Сделавшись кирпично-красным, он завопил:

– Так что же вы ждете?! Ломайте скорее, Боже мой! И дело с концом!

– Не торопитесь! Я был уверен, что вы согласитесь. Пока продолжайте восстанавливать свои силы. А я устрою конкурс среди деревенских молодцов, чтобы выбрать тех, которые смогут вас крепко держать. Если все будет хорошо, я думаю, мы сделаем это послезавтра.

– Не забудьте про Потантена! Он, правда, уже не молод, но он крепкий парень! И потом, он никогда не простит вам, если вы не примете его помощь!

Там были и Потантен, и жители всей деревушки, и даже кое-кто из Сен-Васта и Ридовиля. Рассевшись во дворе, держа нос по ветру и разинув роты, они слышали вопли, которые ни сила воли, ни терпение не могут подавить из-за мучительных, труднопереносимых страданий и адской боли. Собравшиеся старались представить себе, что же все-таки происходит в комнате с широко распахнутыми окнами. Некоторые из них – те, кому приходилось принимать участие в войне или долго плавать по чужим морям, вполголоса беседовали, воскрешая в памяти воспоминания о полях сражений или об армейских госпиталях. Другие напрягали слух, чтобы услышать обрывки их рассказов. Многие женщины молились. А Сидони Пуэншеваль заперлась у себя на кухне и, уткнувшись головой в свой фартук и зажав уши,

старалась не слышать криков, насколько это было возможно…

Хотя любители сильных впечатлений остались несколько разочарованы, все пришли к единодушному заключению, что человек, проявивший подобное мужество, достоин самого глубокого уважения. В самом деле, ничего особенного никто не услышал. Несмотря на солидную дозу опия и кнутовище, зажатое у него между зубами, Тремэн, распятый на столе и прижатый к нему руками Мишеля Кантена и троих могучих рыбаков, мышцы которых были крепкими, а сердца закаленными, перенес выпавшие ему на долю мучения с неправдоподобным стоицизмом. Гийом вспоминал рассказанные ему когда-то его другом Конокой истории о пытках, которые тот перенес у ирокезов. Повторяя, как заклинание, его имя, он и свои страдания смог перенести без жалоб, правда, Тремэн позволил себе два-три коротких хрипа в те моменты, когда боль давала на это право, после чего он впадал в счастливое беспамятство, которое хирург спешил использовать.

Немного в стороне, прислонившись к стене, стоял Потантен. На его лице, лице старого пирата со сломанным носом, отразились испуг и муки, должно быть, испытываемые тем, кто на его глазах подвергался ужасным пыткам. И хотя он понимал, что кошмар, который приходится переносить хозяину, есть единственный шанс для Гийома вновь обрести возможность до конца своих дней нормально передвигаться, с какой радостью он предоставил бы свое собственное тело для подобных испытаний, лишь бы не страдал Тремэн! Пот струился по его лбу, тек по позвоночнику. Он не смел посмотреть в сторону милой старушки Анн-Мари Леусуа, которая возле столика с инструментами, одетая во все белое, напоминала привидение, только руки, обнаженные до запястья, были готовы по первому требованию передать пинцет или ватный тампон, глаза смотрели внимательно и сосредоточенно, но под набухшими веками стояли едва сдерживаемые слезы. Когда последний шов был наложен и аккуратно забинтованные ноги были помещены в специальные лубки в виде шин, к концу которых был прикреплен веревками груз, необходимый для вытягивания и правильного срастания костей, хирург концами веревок закрепил это приспособление к бандажу и, промокнув рукой влажный лоб и снимая халат, объявил, что все окончено.

Добрая старушка, услышав его слова, коротко вздохнула и грациозно распростерлась на полу около столика с инструментами. Потантен заскользил вдоль стены, опершись на которую он простоял все это время, и тоже потерял сознание. Четверо добровольных помощников медленно разгибали затекшие спины, потирая поясницу.

– Скажите Сидони, чтобы принесли рому всем присутствующим, – приказал Аннеброн, стоя на коленях перед мадемуазель Леусуа и пытаясь привести ее в чувство, слегка похлопывая по щекам. – А потом вы поможете мне перенести месье Тремэна в его постель. После этого нас всех ждет вкусный обед! И могу вам сказать, что мы его вполне заслужили, поскольку то, что мы сделали, – это хорошая работа!