80  

Шевалье де Фолар, истинный ценитель театра, был невысокого мнения о манерах некоторых зрителей — последнее время стало модным, особенно среди богатой и знатной молодежи, приходить на спектакль с опозданием, иногда даже после первого акта, шумно усаживаться на места, мешая игре актеров и публике. Поэтому они с Морицем пришли точно ко времени начала представления и с третьим звонком вошли в зал, уже заполненный почти до отказа. Шевалье довольно улыбнулся:

— Так всегда бывает, когда на сцене несравненная Адриенна! Она ненавидит, когда ей мешают. Ей даже случалось уходить со сцены...

— Актрисе? И она осмелилась?...

— Да, причем это произошло в присутствии регента, и он ни в чем ее не обвинил. Понимаете, дорогой друг, она совершенно особенная... Впрочем, увидите сами! Хотите сесть поближе к сцене?

Вокруг нее и так располагалось три ряда сидений, занятых в основном так называемой придворной «золотой молодежью» [67].

Мориц отрицательно покачал головой. Его немалый рост и так привлекал внимание, и ему не хотелось быть уж слишком на виду. К тому же его и так узнавали и замечали. Например, его друг Луи-Огюст де Домб, заметив графа, приветственно помахал ему, не производя при этом шума. Тем временем на сцене появились Ипполит и Терамен, его наставник:

Решенье принято, мой добрый Терамен:

Покинуть должен я столь милый мне Трезен.

Могу ли примирить души моей тревогу

С постыдной праздностью? О нет, пора в дорогу.

Мориц внимательно выслушал причины, по которым этот приятного вида юноша собирался покинуть свою родину, но так и не нашел в них рационального зерна. Однако стихи были написаны отменно и красиво продекламированы. Он сам предпочел бы этим показным страданиям, снедающим античных героев, какую-нибудь комедию, но раз уж они пришли посмотреть на мадемуазель Лекуврёр, приходилось ждать ее появления. И вот, после слов Эноны, объявившей о тяжелой болезни героини, появилась и сама Федра, одетая в темное пурпурное платье с золотом, в драгоценности и с трудом стоящая на ногах. Зал взорвался аплодисментами, которые она остановила, чуть приподняв руку:

Я здесь остановлюсь, Энона, на пороге,

Я обессилела. Меня не держат ноги.

О, этот голос! Этот незабываемый голос, который Мориц так желал услышать вновь и который взволновал его до глубины души! И эти синие глаза, в которых блестели слезы! Эти движения, полные изящества, несмотря на страдания героини! Это была она, она, та женщина, в горностаевом капюшоне, чья карета чуть не раздавила его той ночью! Боже, какой изысканной и волнующей она была! Как зачарованный, Мориц поднялся, чтобы лучше ее рассмотреть... вызвав протесты сидящих позади него. Он снова сел и стал неотрывно следить за ее губами, ослепленный ее красотой, убаюканный музыкальным благородством александрийского стиха, переживая момент полного и глубочайшего восхищения.

После первого акта он собрался было отправиться за кулисы, но де Фолар ухватил его за рукав и вынудил оставаться на месте.

— Чтобы попасть к актрисам, придется дождаться окончания пьесы, — строго проговорил он.

На самом деле, даже те, кто сидел у сцены, оставались на своих местах. Вскоре начался второй акт.

Первые четыре сцены оставили Морица совершенно равнодушным. Он даже не пытался вникнуть в суть происходящего, он ждал только появления Федры. И вот она снова появилась в черной траурной вуали, и снова началось волшебство. На этот раз она подошла к самому краю сцены, повернулась спиной к Ипполиту, которому должна была признаться в своей постыдной любви, ее глаза нашли в толпе глаза Морица, и она страстно проговорила:

Ты прав! Я, страстью пламенея,

Томясь тоской, стремлюсь в объятия Тесея.

Но Федрою любим не нынешний Тесей,

Усталый ветреник, раб собственных страстей,

Спустившийся в Аид, чтоб осквернить там ложе

Подземного царя! Нет, мой Тесей моложе!

Немного нелюдим, он полон чистоты,

Он горд, прекрасен, смел... как юный бог!.. Как ты!

Удивленный шепот поднялся в зале. Принц де Домб недоуменно воскликнул:

  80  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×