50  

На этот раз Марианна ничего не ответила, мало заинтересовавшись обстоятельствами, волнующими Австрию, которая, по ее мнению, вполне заслужила неприятности.

Впрочем, они уже прибыли. Карета пересекла тюильрийский мост, ворота Лувра и приблизилась к высокой золоченой решетке, закрывавшей Конный двор. Но продвижение вперед вскоре стало еще более трудным. Громадная толпа заполнила подступы ко дворцу, прижалась к решеткам, а кое-кто даже, несмотря на усилия охраны, вскарабкался по ним вверх, чтобы лучше видеть. Толпа казалась заметно заинтересованной и даже веселой, о чем свидетельствовали радостные возгласы и смех.

— Будь то парижская или венская, толпа всегда одинаково любопытна, несдержанна и недисциплинированна, — проворчал князь. — Посмотрите, как они оседлали ворота, ничуть не думая о проезжающих каретах. Надеюсь, что нас все-таки пропустят…

Но уже курьер из посольства заметил карету своего хозяина и с помощью гренадеров раздвинул толпу. Кучер хлестнул лошадей, решетка осталась позади, и глазам сидевших в карете предстало странное зрелище, восхищавшее и забавлявшее парижан. По громадному двору, между стоявшими навытяжку солдатами и дворцовыми офицерами, слугами и конюхами, следившими за порядком при прибытии приглашенных, пятнадцать кардиналов в парадной одежде, с наброшенными на руку шлейфами пурпурных мантий бесцельно бродили, сопровождаемые напоминавшими стаю растерянных кур секретарями и конфидентами. Они ходили взад и вперед под лучами солнца, льющимися с радостного нежно-голубого неба, слегка покрытого легкими перистыми облачками, но надо было обладать фрондерским духом парижан, чтобы найти что-то смешное в этих величественных красных фигурах, которые, казалось, без всякой цели бродили здесь, не надеясь на помощь, ибо ни солдат, ни офицеров это, очевидно, ничуть не заботило.

— Что это должно значить? — спросила Марианна.

Повернувшись к Клари, она увидела, что тот сильно побледнел, а щеки его подрагивали от нервного тика.

— Я боюсь, что это проявление гнева императора. Что можно еще подумать?

Карета остановилась у подъезда. Лакей открыл дверцу.

Клари поспешно соскочил и предложил руку своей спутнице, чтобы помочь ей спуститься на землю.

— Прошу вас, быстрей, — сказал он. — Войдем лучше внутрь! Я много бы дал, чтобы ничего не видеть.

— И тогда ваша совесть не будет задавать вам вопросы? — съязвила Марианна. — Как же называется та птица, которая практикует подобную хитрость? Мне кажется… страус? Вы хотите стать страусом?8.

— Какая ужасная игра слов! Я спрашиваю себя порой, уж не ненавидите ли вы меня?

Откровенно говоря, Марианна еще раньше задавала себе такой вопрос, но в данный момент это ее не интересовало.

Ее глаза были прикованы к одному из прелатов, небольшому человечку, похожему в своем пышном одеянии на красную розу. Стоя спиной к ней на последней ступеньке крыльца рядом с согнувшимся перед ним высоким черным аббатом, он оживленно говорил, не обращая внимания на своих коллег, которые совещались, разбившись на небольшие, по три-четыре человека, группки.

Что-то в этом невысоком кардинале привлекло внимание Марианны, хотя она и не могла сказать, что именно.

Может быть, очертания головы над горностаевым воротником или седые волосы под круглой пурпурной скуфьей?

Или же изящные руки, которыми прелат жестикулировал в пылу разговора?.. Вдруг он повернул голову. При виде его профиля Марианна не смогла удержаться.

— Крестный?..

Кровь хлынула ей в лицо, когда она узнала человека, который на протяжении всей ее молодости занимал вместе с теткой Эллис ее сердце. И это сердце, едва приметив знакомые черты, не ошиблось. Маленьким кардиналом был Готье де Шазей.

— Что вы сказали? — забеспокоился Клари, видя ее такой взволнованной. — Вы знакомы? Знакомы с…

Но она не слышала его больше. Она совершенно забыла о нем, как забыла обо всем окружающем, о месте, где она находилась, обо всем, вплоть до себя самой, чтобы вновь ощутить себя, как когда-то, маленькой Марианной лет десяти, бегущей со всех ножек из дальнего утла парка в Селтоне, едва заметив аббата де Шазея, медленно двигавшегося на своем муле по главной аллее. Она даже не удивилась, найдя в кардинальском пурпуре маленького аббата, всегда стесненного в средствах, всегда странствовавшего по всей Европе с таинственными целями. Ее охватила такая огромная радость, что естественным стало возвращение ее детских привычек. Подхватив обеими руками подол и шлейф роскошного платья, она бросилась к двоим священникам, которые уже удалялись, не ведая о сжигавшем ее волнении. В несколько секунд она догнала их.


  50  
×
×