Марианна и неизвестный из Тосканы

— Иными словами, наша принцесса не является законной супругой, хотите вы сказать, — вспыхнул Клари.

Видя, что назревает новый скандал, испуганная Марианна поспешила вмешаться.

— Помилуйте, господа! Здесь… Крестный, вы же не можете отправиться так, пешком. И прежде всего, где вы живете?

— У одного друга, каноника Филибера де Брюйара, на улице Шануэн. Я не знаю, известно ли тебе, малютка, что наш фамильный особняк принадлежит теперь пользующейся особым покровительством Наполеона оперной певице. Так что там я не живу.

У Марианны появилось ощущение, что она сражена насмерть. Каждое из этих ужасных слов оставляло в ее душе кровоточащую рану. Сильно побледнев, она отступила и, ощупью найдя руку Леопольда Клари, оперлась на нее. Без этой поддержки она, несомненно, упала бы прямо в пыль, уже испачкавшую красные туфли князя Церкви. Эти несколько слов измерили пропасть, разверзшуюся между ее детством и теперешним положением. Отвратительный страх охватил ее при мысли, что Клари, желая восстановить истину, не раздумывая объявит, защищая ее, что оперная певица, о которой идет речь, — это она. Марианна, безусловно, скажет правду своему крестному, всю правду, только в свое время, без посторонних…

Отчаянно пытаясь совладать с волнением, она вымученно улыбнулась, в то время как ее пальцы впились в руку князя.

— Я приду к вам сегодня вечером, если вы позволите.

А пока карета князя Клари отвезет вас домой, крестный.

Молодой австриец резко отстранился.

— Но это же… о, дорогая, что скажет император?

Она мгновенно вспылила, верная своей привычке находить в гневе лекарство от глубоких переживаний.

— Вы не подданный императора, дорогой князь.

К тому же могу вам напомнить, что ваш государь поддерживает… превосходные отношения со святым отцом.

Или я вас не правильно поняла?

Вскинув подбородок, Леопольд Клари подтянулся, словно он внезапно оказался перед самим императором Францем.

— Можете быть уверены, ваше преосвященство, что моя карета и люди в вашем распоряжении. Если вы готовы оказать мне честь…

Щелкнув пальцами, даже не повернувшись, он подозвал кучера, который, видя необычное поведение атташе посольства, еще не отъехал от крыльца. Карета послушно подкатила, остановилась, и один из лакеев, спрыгнув с запяток, открыл дверцу и опустил подножку.

Ясные глаза кардинала одним взглядом охватили побледневшую молодую женщину в голубом платье и австрийского князя, почти такого же бледного в своем белом мундире.

В их бледной голубизне таилось море вопросов, но Готье де Шазей не задал ни одного. Полным величия жестом он протянул к губам склонившегося Клари кольцо с сапфиром, украшавшее его руку, затем к губам Марианны, которая, не думая о пыли, преклонила колено.

— Я буду ждать тебя сегодня вечером, — сказал он после прощания. — Ах… совсем забыл! Его святейшество Пий VII вместе с кардинальской шапкой пожаловал мне титул Сан-Лоренцо. Я известен… и признан во Франции под этим именем.

Несколько мгновений спустя австрийская карета выехала за решетку Тюильри, сопровождаемая завистливыми взглядами оставшихся князей Церкви, которые, смирившись, один за другим направились в сопровождении своих близких к выходу, в сомнительной надежде найти свободные экипажи.

Марианна и Клари молча провожали глазами исчезающего кардинала де Сан-Лоренцо.

Молодая женщина машинально отряхнула перчатками пыль с серебряных пальм на ее платье, затем повернулась к своему спутнику.

— Ну что ж, войдем?

— Да… но я спрашиваю себя, как нас примут. Половина находящихся во дворце видели, как мы отдали карету человеку, которого его величество император, безусловно, считает своим врагом.

— Вы принимаете все слишком близко к сердцу, друг мой. Идем смелей, все будет хорошо. Поверьте мне, в жизни бывают вещи бесконечно более страшные, чем гнев императора! — добавила она нехотя, подумав о том, что скажет ее крестный сегодня вечером, когда узнает…

Предстоящая перспектива немного омрачала глубокую радость, которую она только что испытала, встретив крестного, но не могла заглушить ее полностью. Как хорошо снова увидеть его, особенно в тот момент, когда она так настоятельно нуждалась в его помощи! Конечно, она услышит много неприятного, безусловно, он строго осудит ее новую профессию певицы, но кончит тем, что поймет ее и простит. Нет никого более человечного и милосердного, чем аббат де Шазей. Почему же кардинал Сан-Лоренцо должен перемениться? И тут Марианна с удовлетворением вспомнила об инстинктивной неприязни, которую ее крестный некогда недвусмысленно проявлял к лорду Кранмеру.