Конец странствий

И, подняв руку с хлыстом, он с такой силой хлестнул им Язона по лицу, что след от удара моментально побагровел.

В отчаянном усилии тот попытался вырваться из цепких рук своих стражей, но вызвал у них только взрыв смеха.

– Подлец! – сплюнул он. – Ты просто подлец и трус, граф Чернышов! Ты бьешь и оскорбляешь, только когда уверен в безнаказанности. Ты не задумываясь готов очернить женщину, пользуясь ее беззащитностью.

– Очернить? Княгиню Сант’Анна? Чем я очернил ее, говоря правду? Клянусь святым Александром, моим патроном, пусть я погибну, если солгал, утверждая, что она принадлежит мне! Что касается тебя, то у меня большое желание заставить тебя заплатить под кнутом за твою наглость, единственным наказанием, достойным таких, как ты.

– Посмотри на меня внимательней! Я не из твоих мужиков. Я человек, которому ты должен дуэль. Вспомни вечер с «Британником» в Комеди Франсез!

Рука русского, готовая снова ударить, медленно опустилась, и он, подойдя вплотную к Язону, внимательно вгляделся в него, прежде чем разразиться смехом.

– Черт побери, правда! Американец! Капитан... Лефор, мне кажется?

– Предпочтительней Бофор. Теперь, когда вы знаете, кто я, я жду ваших объяснений, если не извинений за то, что вы посмели сказать...

– Пусть будет так! Я приношу вам мои извинения... но только за то, что исковеркал ваше имя. Я всегда испытывал большие трудности с иностранными именами, – добавил он с насмешливой улыбкой. – Что же касается этой милой дамы...

Неспособная больше выдерживать это, Марианна поспешила к Язону.

– Не слушай его! Этот человек – безжалостное орудие зла. Шпион... Негодяй, который всегда использовал друзей и любовниц в своих интересах...

– В интересах моего властителя, сударыня! И России!

Обратившись к тем, кто удерживал корсара, он что-то выкрикнул, и они отпустили его. Освободившись, Язон слегка оттолкнул пытавшуюся схватиться за него Марианну.

– Пусти! Я хочу услышать, чем он ответит мне. И прошу тебя не вмешиваться: это мужское дело! Прошу, сударь, – добавил он, подходя к Чернышову, – я жду! Вы готовы признать, что солгали?

Граф пожал плечами.

– Если бы я не боялся еще больше шокировать вас и проявить дурной вкус, я приказал бы моим людям раздеть ее донага: тогда вы убедились бы, что у нее на бедре небольшой шрам... след моего герба, запечатленного на ее теле после ночи любви.

– Ночи любви? – вне себя закричала Марианна. – Вы смеете называть ночью любви ту пытку, которую заставили меня вынести? Язон, он пробрался в мою комнату, разбив окно. Он оглушил меня, привязал к кровати шнурами от занавесей и изнасиловал, ты слышишь? Изнасиловал, как первую встречную в отданном на разграбление городе! Но поскольку этого ему было мало, он решил оставить неизгладимый след. Тогда... он разогрел печатку перстня, который ты видишь на его руке, и отпечатал раскаленный герб на моем теле. Вот что он называет ночью любви.

С гневным криком, сжав кулаки, Язон бросился на Чернышова, готовый ударить его, но русский живо отступил и, выхватив саблю, упер ее кончик в грудь нападавшего.

– Ну-ка успокойтесь! Возможно, я погорячился тогда и признаю, что выражение «ночь любви» неподходящее... по меньшей мере в отношении меня. Оно более применимо к мужчине, который заступил мое место... и с которым я дрался в вашем саду, моя милочка...

Марианна закрыла глаза, сгорая от стыда и отчаяния. Она чувствовала, как опутывает ее сеть полуправды, более опасная, чем худшие оскорбления. Лицо Язона стало серым. Даже его глаза, лишенные всякого выражения, потеряли, казалось, свой цвет и приняли оттенок стали.

– Чернышов! – процедил он сквозь зубы. – Вы негодяй!..

– А я не нахожу. Вы не сможете обвинить меня во лжи, мой дорогой. Потому что мне не придется далеко идти, чтобы призвать, как свидетеля, ее любовника. Сейчас он должен находиться примерно в дневном переходе отсюда. Он едет за Витгенштейном с корпусом маршала Виктора... Но если вы этого действительно хотите, мы закончим позже наш интересный разговор, ибо продолжительная стоянка моего отряда мешает движению идущих сзади. Я прикажу дать вам лошадей и...

– Об этом не может быть и речи! – оборвал его Язон с тревожащей холодностью. – Я не сделаю ни единого шага в компании с вами, так как у меня для этого нет никаких оснований.

Глаза русского полузакрылись, превратившись в узкие зеленые щелочки. Не переставая улыбаться, он опустил саблю.