Графиня тьмы

«Наш друг Б., которому вы разрешили распоряжаться домом по собственному усмотрению, принес мне вчера ключи. Я была не одна, и он не дал никаких объяснений, но пообещал зайти еще».

Письмо подействовало на Лауру мгновенно. Заглянув в календарь, она отправилась на поиски Бины: та оказалась в комнате Лали, где подметала пол.

— Оставь метлу и беги поскорей на конную почту занять мне место в завтрашнем дилижансе на Ренн. Оттуда через два дня уходит почтовая карета на Париж. А потом бегом возвращайся сюда собирать мои вещи!

Но вместо того, чтобы бежать, девушка застыла на месте:

— Вы уезжаете? Одна?

— Да. Так лучше. Паспорт, выданный мне Комитетом национальной безопасности, все еще действителен, а для тебя пришлось бы делать новый. На это нет времени.

— Так, значит, вы и Жуана не берете?

В голосе Бины прозвучала надежда: она еще не отчаивалась затронуть сердце доверенного лица Лауры.

— Не беру. Я собираюсь остановиться у мадам Тальма, мне нужно вернуть ей особняк на улице Монблан. Так что мне никто не нужен, но, прошу тебя, поторопись, я очень спешу!

— А что скажет Жуан, когда вернется?

Его отослали в Фужерей сообщить слугам, что их хозяин жив, но, некоторое время будет отсутствовать. Однако замечание Бины рассердило ее хозяйку:

— Что Жуан! Подумаешь, Жуан! Он что, тут командует? Делай, что говорят, и не прекословь!

Когда Бина наконец ушла, Лаура поднялась к себе и занялась приготовлениями. Надо будет сказать Лали о предстоящем отъезде вечером за ужином, а пока можно порадоваться всласть. Лаура чувствовала себя школьницей накануне каникул. Из всего, о чем писала ей Жюли, она усвоила только одно: Батц в Париже, и сама мысль вновь увидеть его наполняла ее радостью, от которой хотелось смеяться и плакать одновременно. Пусть в столице голод, пусть там снова опасно — все это ее нисколько не огорчало. К тому же скоро наступит весна, это чудесное время года, ведь с весной придет любовь! Так и должно быть! Долой условности, воспоминания и даже стыд! Если Жан не придет к ней, она сама отправится к нему, она ему скажет, что любит его больше жизни, что хочет принадлежать ему, делить с ним жизнь, все дни и ночи, познать, наконец, это высшее наслаждение тела и души, что знала Мари и унесла с собой в могилу. С Батцем все было возможно, он был волшебником, ведь это он выкрал из Тампля маленького короля и наверняка знает, как можно вызволить оттуда его сестру!

Лаура спустилась к ужину, полная решимости, готовая сражаться с любым, кто вознамерится препятствовать ее плану. Лали уже сидела за столом и читала документ. Она отложила его, заслышав шаги Лауры, и улыбнулась:

— Ну что же, покидаете нас? Так вдруг и решились, верно?

— Вот именно, вдруг, и я собиралась сама объявить вам об этом, но, кажется, Бина меня опередила?

— Я застала ее плачущей за глажкой одной из ваших сорочек. И спросила о причине плача.

— Для слез нет никакой причины. Я не беру ее, и Жуана тоже, он будет здесь более полезным. Мне написала Жюли Тальма. Я ей нужна и уезжаю завтра утром дилижансом…

— Странное решение. Если вы торопитесь, дилижанс вас скоро не довезет.

— Зато он надежнее частного экипажа, не застрахованного от сюрпризов. Не думайте, я еду в Париж не затем, чтобы держать салон в доме на улице Монблан. Я возвращаю дом в распоряжение Жюли, а сама поживу у нее несколько дней, пока не найду подходящее жилье.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я вам рассказывала, как мы с мадам Клери жили в ротонде Тампля. Туда я и хочу вернуться. Для жизни в двух маленьких комнатах горничная не нужна. А доверенное лицо тем более!

До сих пор спокойное лицо пожилой дамы омрачилось.

— Я должна была догадаться, — прошептала она. — Вы хотите быть ближе к той, что все еще там?

— Да, я чувствую, что нужна ей. Только не просите меня объяснить, откуда это чувство.

— Но что вы сможете сделать, без помощи, одна?

— Вам отлично известно, что в Париже у меня достаточно друзей. Так что помощь придет. Вот, прочитайте! — протянула она письмо Лали через стол.

Лали нацепила очки и, пробежав письмо, вернула его Лауре, а сама посмотрела на нее долгим взглядом, ничего не говоря. В лице молодой женщины, в выражении ее черных глаз читалось такое ожидание любви, такое пленительное счастье, что она взволнованно молчала, стараясь не показать, что тронута чувствами Лауры.