12 ульев, или Легенда о Тампуке

* * *

Утро было пасмурным. Холодные капли дождя со всего маху разбивались о треснутое стекло палаты и стекали вниз. Затем они просачивались внутрь и собирались в лужицу на подоконнике. Лужа постепенно росла и к утру благополучно подступила вплотную к занавеске. Тонкая материя быстро намокла, и дождик целевым назначением пошел в кровать толстяка. К утру воды собралось столько, что даже крупное тело было не в состоянии ее согреть. Толстяк сначала перестал храпеть, отчего в палате все сразу проснулись. Он вскочил с постели, откинул одеяло и непонимающе уставился на мокрую простыню. После этого толстяк перевел заспанные глаза на свои мокрые штаны и тихо произнес:

— Чё такое?

Петр Трофимович, которому вот уже третий день мешал спать доносившийся от окна храп, широко улыбнулся и сказал:

— Не переживай. Ты просто обоссался. Может, тебе я приснился?

— Да кто тебя боится, дед? — Шлепая тапками по мокрому полу, толстяк начал приближаться к Иванову.

И в это время дверь в палату открылась. На пороге стоял улыбающийся Жернавков:

— Опять шалишь, Трофимыч? С твоим здоровьем четвертой ходки за убийство не потянуть. А вы, мужчина, — Владимир Федорович посмотрел на открывшего рот толстяка, — пошли бы и переоделись. И не переживайте так. Он у нас совсем не страшный. Если его не трогать, конечно. А теперь, господа, — Жернавков достал из кармана удостоверение, — у меня к вам большая просьба. Не могли бы вы оставить нас на несколько минут?

Одеяла взлетели к потолку, ноги нырнули в тапочки, и через несколько секунд палата опустела.

— Знаешь, Вова, я чувствовал, что ты придешь. Думаю, ты не успокоишься, пока меня не закопают, — Петр Трофимович говорил из-под одеяла, отвернувшись к стене.

Владимир Федорович посмотрел на маленькую согнутую крючком под одеялом фигурку, вздохнул и подошел к окну: все тот же снег с дождем, все та же грязь из-под колес проезжающих машин.

— Обманул ты меня, Петр Трофимович. Человек, которым ты нас на днях пугал, полный лох. Это я тебе говорю. Так что, Петр Трофимович, суй в рот таблетку — снова будем фотографию смотреть.

Медленно, щадя слабые нервы старика, Жернавков полез в карман за снимком. Тот еще раз с мольбой посмотрел на особиста и понял, что пощады не будет. Он суетливо зашарил обеими руками по тумбочке в поисках очков и лекарства. Владимир Федорович приблизил фото к лицу старого кадровика, ткнул пальцем в лицо Файнберга и медленно сказал:

— Этот человек — лох.

Иванов непонимающе поднял глаза, тряхнул седыми волосами и с любопытством уставился на снимок. Через минуту он утвердительно кивнул:

— Согласен. Судя по лицу, в нашем деле — полный ноль.

Настала очередь удивляться Жернавкову. Теперь он уперся глазами в квадратик фотобумаги.

— Ну и какого хрена ты меня лохами пугаешь? Мне не до шуток — я на работе. Осмелюсь напомнить, ты за свои дебильные шутки тысячу баксов запросил.

— Какие могут быть шутки, Володя. Я не знаю, кто это. А Витя-Хана — вот ОНА! — Желтый прокуренный ноготь остановился в сантиметре от снимка, как будто его могли откусить.

Жернавков хотел что-то сказать, раскрыл рот но, видимо, передумал. Он так и остался стоять, вглядываясь в лицо старушки, стоящей на заднем плане.

— Дурь!

— Сам дурак, — буркнул Иванов и отвернулся.

Жернавков еще немного постоял у кровати больного старика, потом тихо сказал:

— Больше не побеспокою. Обещаю, — и вышел.

Соседи по палате возвращались по одному. Они пугливо заходили и тихо ложились на свои койки. Последним зашел толстяк. Он подошел к кровати Иванова и сказал:

— Извини, братишка, не признал. Хочешь на мою койку?

Иванов резким движением откинул одеяло и воткнул ноги в тапки. Посмотрев на кровать с мокрым пятном на матрасе, Петр Трофимович заорал соседу в самое ухо:

— Пошел в жопу!

Из палаты он выскочил почти бегом.

— Дед тебя ночью прирежет. Это у них так «по понятиям» положено, — произнес один из больных.

— Сестра, — тихо прошептал толстяк и схватился за грудь.

Тем временем Петр Трофимович, с трудом попадая трясущимся пальцем в круглые дырочки телефонного диска, набирал почти забытый номер и молил Бога, чтобы трубку подняли. На второй заход ему могло не хватить духа.

Ответили сразу.

— Слушаю.

Иванов засунул под язык валидол и произнес:

— Вика, это я, Иванов.

— Поздравляю. Хорошая фамилия. Точнее?

— Петя Иванов, помнишь?