Ненасытность

— Подожди немного, ты слишком торопишься, — перебила его медсестра. — Я знаю, к кому ходят все, названные тобой, кроме той молодой дамы.

— Как она выглядела? — ни о чем не подозревая, спросил Кристоффер.

— О, смотреть на нее было просто загляденье! Красное пальто, отделанное мехом, наверняка дорогим, потому что на вид она была богатой. Кстати, мне показалось, что это дочка советника! А впрочем, его дочь я не видел уже несколько лет, но уж очень та была на нее похожа.

Услышав это, Кристоффер почувствовал, как у него стынет в жилах кровь. Он заметил на себе взгляд главного врача и медсестры.

— И долго ли она пробыла там? — спокойно спросил главный врач. — Ты не заметил, когда она вышла?

Остальные пациенты прислушивались к их разговору, хотя и не совсем понимали, о чем идет речь.

— Нет, она не была там долго, — невозмутимо ответил Йоханнес. — За это время можно было только поздороваться и попрощаться.

Все снова переглянулись. Кристоффер заметно побледнел, черты его лица сразу заострились. И он с явным напряжением произнес:

— Из твоего окна виден соседний корпус. Не заметил ли ты, не было ли открыто там окно во время посещения больных? Вон то, на самом краю!

Посмотрев туда, Йоханнес кивнул.

— Не могу точно сказать, было ли это во время посещения больных, — сказал он. — Но я помню, что видел руку, открывающую окно. И я помню, что подумал тогда, что люди эти не в своем уме. Открывать окно в такую ветреную погоду! Но я подумал, что там, наверняка нет больных, потому что иначе они замерзли бы!

— Но там была больная… — медленно произнес Кристоффер, от потрясения чувствуя себя больным.

— Ты сказал, что запомнил руку, открывающую окно, — сказала медсестра, желавшая все знать.

Йоханнес не обратил внимание на то, что это был весьма странный вопрос, и тут же ответил:

— Сейчас припомню… м-м-м… — он сдвинул брови, пытаясь сосредоточиться. — Рука… Мне показалась, что она была смуглой… Но я точно не помню…

Кристоффер бессильно привалился к стене.

Никто не обронил ни слова. Все были явно растеряны, никто толком не знал, как разрешить эту проблему.

— Ты порвал вчера с ней, не так ли? — еле слышно произнес главный врач.

— Да.

— И она знала о твоей заботе о Марит?

— Да.

Они говорили предельно тихо, чтобы их не могли услышать пациенты.

Наконец Кристофферу удалось взять себя в руки.

— Я пойду к Марит и посижу с ней, — сказал он. — Ты без меня справишься?

— Да, конечно, — ответил главный врач. Поблагодарив Йоханнеса, они вышли в коридор. Повернувшись к нему, главный врач сказал:

— Я займусь этим, Кристоффер. Я знаю, что нехорошо быть злорадным, но теперь советник получит сторицей за то, что лишил больницу дополнительных ассигнований!

Кристоффер не мог принимать участие в этом триумфе, он чувствовал себя физически больным, опозоренным и несчастным. У него все болело внутри.

В этот вечер Лиза-Мерета решила нанести Кристофферу более прямой удар. Она пригласила к себе домой своих лучших подружек, и ее родители были уведомлены о том, что она «порвала с Кристоффером». Когда собрались гости, она с презрением поведала им о том, как он злоупотребляет доверием больницы и в свободное время делает женщинам аборты, за что ему эти бесстыдные распутницы платят большие деньги. Да, ей известно, что к нему обращались и замужние женщины, пожинающие плоды своей неверности.

Поэтому она отказывается иметь дело с таким человеком, придерживаясь строгих моральных принципов. Порвать с Кристоффером — единственно правильное для нее решение. Она говорила об этом с одним полицейским, теперь ему не отвертеться от штрафа.

Родители ее были шокированы и возмущены и говорили наперебой, как смело повела себя их девочка, как высоко она держит знамя морали, решившись на скандал и унижение, связанные с отменой свадьбы. А подружки ее готовы были умереть от любопытства, им не терпелось узнать имена тех, кто предпринял операцию избавления от плода, но Лиза-Мерета сказала, что будет держать рот за семью печатями. Она добавила, что им не удастся заставить ее выдать эти имена. Это такая грязная история, что у нее нет желания говорить об этом. А ее родители сентиментально восклицали, какая у них удивительная дочь.