Лихорадка в крови

— А ваше платье? Что нам делать с ним?

«Наверное, никто во всей Скандинавии не бросается так своими платьями, — подумала Виллему. — Сколько платьев я уже потеряла из-за своих безумных приключений!»

Но бросить это платье ей было жалко. Мать шила его для нее с такой любовью перед поездкой в Данию.

Виллему прикусила губу. Посмотрела на свой узелок, который взяла с собой, покидая норвежскую шхуну.

— Плащ оставьте себе, — сказала она жене рыбака. — И кое-что из вещей, которые лежат тут. А платье и прочую мелочь я свяжу узлом и привяжу себе на спину. Не буду же я все время ходить в мужской одежде.

Это им было понятно. Но поскольку погода была тихая и ветра не предвиделось, рыбак предложил ей привязать узел с вещами не на спину, а на голову. Тогда ее платье, возможно, останется сухим, когда она достигнет берега.

Если достигнет, подумал он, но вслух этого не сказал.

Виллему поблагодарила его за совет, подумала, что будет выглядеть смешно с этим узлом на голове, но ничего другого ей не оставалось.

Ради Доминика она была готова на все!

Впрочем, положа руку на сердце, она должна была признать, что делает это уже не ради него. Доминику больше ничего не угрожало. Теперь она повиновалась собственному эгоизму. Ей хотелось быть рядом с ним.

Хотя, кто знает, обрадуется ли он, увидев ее, ведь он сейчас находится на военной службе.

Виллему гнала от себя сомнения. Она имела право на то прощальное объятие, которого ее лишили, и она его получит, а после отпустит Доминика на все четыре стороны.

Но не лукавила ли она сама перед собой?

Вполне возможно. Порой Виллему могла поддаться самообману. Она так и не научилась отличать мечты от действительности.

Впрочем, что ей делать теперь в Дании, если Доминика там нет? Не потому ли она и пустилась в это рискованное плавание?

Но обмануть себя до конца Виллему не могла, она прекрасно понимала, чего добивалась…

Вдали показались суда. Это были рыболовные шхуны, сперва датские, потом — шведские, рыбак старался держаться от них как можно дальше.

Он подошел к шведскому берегу. Виллему испугало расстояние, оставшееся до берега, но он сказал, что подойти ближе уже нельзя.

Что делать, она сама сказала им, что может проплыть столько, сколько нужно!

Семья рыбака получила вознаграждение, которое превышало их месячную выручку. Пути назад не было. Они не могли долго задерживаться у шведского берега, риск был слишком велик.

— Спасибо за помощь, — сказала Виллему. — И помолитесь за меня, я чувствую, что без ваших молитв мне не обойтись.

Рыбаки торжественно закивали головами, и Виллему нырнула в воды Эресунда.

Вода оказалась не слишком холодной. Виллему порадовалась, что Элистранд лежал у озера. Она, Ирмелин и Никлас все лето проводили на берегу, они катались на лодке и учились плавать. Виллему ни в чем не хотела уступать Никласу, и плавать ей нужно было научиться так же хорошо, как плавал он. Живя на берегу, она могла упражняться сколько душе угодно. Ей вспомнились испуганные запреты матери. И наказания за слишком дальние заплывы.

Однажды они с Никласом поплыли вокруг озера. Ирмелин с ними не было, она плавала не так хорошо, к тому же, в отличие от Виллему, ее не привлекали мальчишеские забавы.

Но Эресунд отличался от маленького озера, на берегу которого выросла Виллему.

Никто не предупредил ее о течениях в Эресунде, о высоких волнах.

Рыбацкая шхуна была уже далеко: рыбаки спешили вернуться в надежные датские воды.

Расстояние до берега не уменьшалось. Виллему начала уставать.

Что за глупости, неужели у нее не хватит сил доплыть до суши?

Насколько она могла видеть, берег был низкий: узкая полоска песка и дальше равнина, уходящая за горизонт. Приливы, отливы, Виллему, выросшая на озере, почти ничего не знала о море. Она надеялась, что попадет в прилив, иначе ей было бы не справиться с течением.

Она плывет уже целую вечность, а берег так и не приблизился!

«Только не поддаваться страху! Нельзя думать о том, что не доплывешь! Нельзя думать о морских змеях и прочих чудовищах.

Глупости. В соленой воде так легко плыть!

Доминик! Доминик, ты меня слышишь? Дойдет ли до тебя мой зов? Обладаем ли мы даром передавать друг другу мысли на расстоянии, как некоторые наши родичи? Может быть, если я буду очень упорно думать о тебе, ты услышишь меня и передашь мне не много твоей силы? Утешь меня, верни мне веру в себя! Пойми, мне страшно!