Лихорадка в крови

Доминик, милый, поблизости ни одной шхуны, кроме той, которую я покинула. На берегу ни малейшего признака жизни.

Не так давно мы прошли мимо Клагсхамна. Он лежит за мысом. Значит, тут бухта. Я плыву в бухте.

И ни одного человека, помощи ждать неоткуда!

Но мы должны преодолеть все, Доминик. Никлас, ты и я. Или мы уже выполнили свое предназначение? Неужели мы родились только для того, чтобы разоблачить фогта и хозяина Воллера?

Доминик, помнишь, ты сказал, что в жизни нам еще предстоит изведать страх и горе? Неужели прежние испытания — это еще не все? Ведь этого довольно на пять жизней!

Для меня сейчас главное — знать, что я доплыву до берега».

Вода начала все чаще попадать Виллему в рот. Это был плохой знак.

Она твердила себе, что должна думать о Доминике. Ей необходимо было передохнуть. Но она не представляла себе, как это сделать, чтобы ее не унесло обратно в море.

Приходилось терпеть.

Руки налились свинцом.

Виллему снова стала думать о Доминике. Она молила его дать ей силы и выдержку, просила хоть немного приблизить к берегу, чтобы прилив помог ей плыть.

Дышать становилось все труднее. Руки и ноги у Виллему одеревенели, она думала, что если ее сейчас укусит за ногу какая-нибудь рыба, она этого даже не почувствует. Ей казалось, что у нее вообще нет ног.

«Доминик, приди ко мне, Доминик!» — мысленно звала она.

Сознание плохо повиновалось ей. Она снова глотнула воды.

«Господи, помоги мне! Помоги своему грешному чаду!

Доминик! У меня больше нет сил».

Услыхал Доминик мысленные призывы Виллему или нет, неизвестно. Но она вдруг почувствовала новый прилив сил и, осмелившись взглянуть на берег, обнаружила, что он уже не так далеко. Видимо, вера в способность Доминика услышать ее мысленные мольбы о помощи и поддержать ее, невзирая на расстояние, оказала на Виллему благотворное действие.

— Спасибо, Доминик, спасибо, — прошептала она и снова хлебнула воды.

Но теперь это было уже не страшно. Первый раз с той минуты, как она оказалась в воде, Виллему убедилась в том, что ее нечеловеческие усилия не напрасны, и это придало ей бодрости. В самых гибельных обстоятельствах человека могут спасти присутствие духа и вера в благоприятный исход.

Виллему плыла долго, она уже не чувствовала, холодна или тепла вода, руки и ноги казались стопудовыми, сердце бешено стучало. Но она упрямо плыла вперед, избегая смотреть на берег. Ей хотелось снова испытать приятное удивление, когда она увидит, что расстояние до берега сократилось еще больше.

Теперь она плыла, глубоко погрузившись в воду.

«Доминик, — думала она, — ты уже знаешь, что я недалеко от тебя. Ты помогаешь мне держаться на поверхности, я это знаю, чувствую».

Она все еще не решалась посмотреть на берег. Лицо ее было повернуто к мысу, он теперь остался у нее за спиной.

Неожиданно Виллему обо что-то задела коленом.

«Господи, это морской змей или кит или еще какое-нибудь морское животное!» — пронеслось у нее в голове.

Внезапно уже оба колена коснулись чего-то твердого.

Неужели?..

Виллему осторожно пошарила в воде руками, хотя и боялась прикоснуться к скользкой спине какой-нибудь морской твари.

Но под руками у нее не оказалось морского чудища. Ее руки уперлись в дно!

Несмотря на большое расстояние от берега, здесь было мелко.

Интересно, долго ли она плыла по этому мелководью?

Обессиленная, Виллему все же рассмеялась. Она-то воображала, что вот-вот пойдет ко дну там, где глубины не больше локтя. Ее охватила жгучая радость.

Она встала. Ноги едва держали ее.

Но все же она стояла! Под ногами было твердое и ровное песчаное дно!

Виллему чувствовала одновременно облегчение и усталость. Она беспомощно опустилась на дно.

С трудом переводя дыхание, она ждала, когда у нее достанет сил подняться. Потом встала и нетвердой походкой пошла к берегу, рассекая коленями воду.

«Спасибо, Доминик, спасибо, любимый, только тебе я обязана своим спасением!» — повторяла она про себя.

Взошло солнце. На широком, бескрайнем берегу не было ни души.

Виллему вышла из воды и погладила твердую землю Сконе. Потом добрела до зарослей осоки, разделась и разложила на солнце свою одежду — и мужскую и женскую. А сама легла рядом, блаженно ощущая, как силы вновь понемногу возвращаются к ней.