Лихорадка в крови

«О Господи, помоги мне! — взмолилась Виллему снова. — Дай мне силы устоять! Я не хочу этого! Я предназначена другому!»

Она боролась с собственным желанием раскинуть ноги, открыться навстречу ему, уступить этому жгучему желанию.

Руки Йенса сжимали ее так сильно, что на спине у нее должны были остаться синяки, лицо его было искажено гримасой, он стонал, пыхтел и лизал ее шею, его большое тело мерно вздымалось и опускалось.

— Я хочу… я хочу получить тебя всю, до конца! — выдохнул он.

— Нет! Нет! — прошептала Виллему, испуганная тем, что сама хотела того же.

Она извивалась под Йенсом и шептала про себя: «Иди же, иди же ко мне, а то я погибну! Нет, нет, только не поддаться этой истоме, что я делаю, мое тело больше не подчиняется мне!»

Стоит ли удивляться, что столько девушек и молодых женщин попадают в силки соблазнителей? Она больше никогда не будет осуждать их. Никогда.

Йенс совсем обезумел, он издавал жалобные стоны, а Виллему держалась из последних сил, не позволяя ему проникнуть в себя. Наконец по телу Йенса прошла дрожь и он упал на Виллему. Она почувствовала у себя на ногах что-то горячее и липкое.

— Виллему, — вздохнул он, — Виллему, это было так сладко!

Сгорая от стыда и неутоленного желания, Виллему слушала, как Йенс сбивчиво рисует ей их будущее.

— Теперь мы с тобой всегда будем вместе. В следующий раз у нас получится еще лучше, вот увидишь!

Никогда! Неужели он верит в это? Неужели он ничего не понял?

Похоже, что не понял.

Йенс продолжал болтать в счастливом угаре, она молчала. В конце концов он задремал и потом крепко уснул. Виллему соскользнула с кровати, схватила свое платье и быстро натянула его на себя. Она была без сил, ее трясло, она выбежала во двор и бросилась к прачечной, где мылась накануне вечером. Там стояла кадка с остывшей теперь водой. Виллему сдернула платье, забралась в кадку, схватила первую попавшуюся тряпку и долго терла себя в надежде смыть с себя не только грязь, но и стыд. Но даже холодная вода не могла погасить огонь, горевший в ее лоне.

Потом она снова надела платье и прислонилась к стене, не в силах пошевелиться.

— Доминик, — шептала она. — Я не виновата. Я только помогла парню, который боялся умереть. Я осталась непорочной и по-прежнему принадлежу тебе, Доминик. Только бы ты желал, чтобы я была твоей!

Эта мысль принесла ей боль!

Несмотря ни на что, Виллему чувствовала себя такой грязной. Она сама не знала почему… У нее вырвался вздох. Как теперь быть с Йенсом, который уверовал в их общее будущее? На этот раз она помогла ему, но он убежден, что это только начало. Он ей не нужен. Она помогла ему обрести веру в себя, теперь пусть ищет счастья в другом месте.

Придется, видно, нанести ему этот удар.

Глухой стук вывел Виллему из задумчивости.

Он донесся из дома, в котором они остановились.

Но ведь Йенс спит…

Виллему выглянула из прачечной: дверь дома была открыта.

Но ведь она точно помнит, что закрыла ее за собой.

В дверном проеме дома мелькали чьи-то тени.

— Ее здесь нет, — пробасил кто-то.

— Хоть с этим разделались, и то ладно. Поставим дозор у двери, рано или поздно она все равно вернется сюда. А когда наши вернуться с Сундена, они сами займутся ею. Идем отсюда!

Незнакомцы ушли, оставив на пороге дозорного.

Виллему отказывалась поверить в случившееся. Страшная правда не сразу дошла до ее сознания. Йенс!

Должно быть, он, умер, не просыпаясь.

Бедняга! Такой бесхитростный, доверчивый…

Нужно было бежать, но Доминик поручил ей свой дорожный мешок, в нем было все его имущество. Да и ее собственный мешок тоже остался в доме. Надо их забрать оттуда во что бы то ни стало. Доминик не должен возвращаться сюда, здесь его ждет верная смерть. Я пойду его искать. От испуга и растерянности Виллему не знала на что решиться.

Йенс. Добрый, милый… А его убийца сидит там и мешает ей зайти в дом!

Виллему охватила ярость. Она накатывала волнами и требовала выхода.

Словно призрак, Виллему вышла из темноты и приблизилась к дозорному, сидевшему на пороге дома. Она протянула руку, точно собиралась произнести заклятье.

— Уходи! Исчезни! — проговорила она голосом, дрожащим от гнева. — А не то я напущу на тебя порчу, и жизнь тебе покажется адом!

В темноте она видела, как часовой открыл рот и издал сдавленный испуганный писк. Потом прошмыгнул мимо нее и выбежал в ворота.