Лихорадка в крови

— Неужели ты не можешь забыть его? — Йенс осторожно прикоснулся своим огромным пальцем к ее плечу. — Мы с тобой такая славная пара.

«Господь всемогущий! — подумала Виллему. — Мы славная пара! Это я-то с моим воспитанием, смелым умом, живостью рядом с этим Йенсом?»

— Нет, Йенс, я не могу забыть его. Спи лучше!

Йенс отвернулся от нее и громко зарыдал.

— Что с тобой? — испуганно прошептала Виллему.

— Умираю, — простонал Йенс. — Неужели ты не понимаешь, что я умираю?

— С чего ты взял? — Виллему придвинулась к нему и осторожно погладила его по щеке. — От этого не умирают, поверь мне.

С неожиданным проворством Йенс повернулся к ней, обхватил ее за талию и спрятал лицо у нее на груди.

— Виллему, ты ведь знаешь, я не сделаю тебе ни чего плохого, но я не переживу еще одного плевка в лицо. Ни одна девушка не захотела иметь дело с таким, как я…

— Неужели ни одна?

— Ни одна, на мне будто лежит заклятье. Я им казался дураком, а мне так хотелось потрогать их, погреться в их объятиях, мне это надо, как и всякому мужчине… Мне бы хоть раз дать волю чувствам, у меня аж все нутро ноет… Ты должна понять меня. Когда-нибудь меня удар хватит или нутро лопнет, если я не…

— Йенс, это не так опасно, как ты думаешь. — Виллему попробовала утешить его, ей не хотелось, чтобы он начал требовать от нее невозможного. — А ты не можешь… я слышала, мужчина может помочь себе сам.

Йенс испуганно посмотрел на нее. Даже в темноте было видно, как он вспыхнул.

— Ты говоришь о рукоблудии? Нет, Виллему, на такое я не могу пойти, это грех, от него спинной мозг чернеет, это тебе всякий скажет.

— Глупости! Ничего страшного не случится, если иной раз от безвыходности человек сделает себе поблажку, — со знанием дела сказала Виллему.

«Да я сама могла бы помочь ему», — подумала она.

— Ни за что на свете! За это человека ждут вечные муки. Вот если бы ты… если бы ты позволила… только чуть-чуть…

Со стороны Йенса это было уже вымогательство!

«Доминик, где же ты? Спаси меня, Доминик!» — повторяла мысленно Виллему.

«От его слов я теряю власть над собой, — с ужасом подумала Виллему. Он мне никто, мне нет дела до его страданий, но с другой стороны он мужчина, и он так близко. Природа требует своего, даже если на вид это и неприглядно. Я не чувствую к нему влечения.

Но как же мне трудно отказать ему!»

— Йенс, лучше я встану, так не годится…

Йенс крепко держал ее. Не грубо, но умоляюще, он был в отчаянии.

— Я… я не нарушу твоей невинности… Я только прикоснусь…

«Господи, помоги мне! Как мне отказать ему? Как сказать „нет“, чтобы не ранить его? Будь на его месте любой другой мужчина, я бы немедленно дала ему отпор. Но Йенса это может сломить на всю жизнь. Неужели именно я должна окончательно добить его?

Если бы я не рвалась всей своей плотью к другому! Господи, дай мне силы, научи, что делать?

Как он тяжело дышит, как дрожит и умоляет!»

— Йенс, прошу тебя!

Она сама слышала, как неуверенно звучит ее голос.

— Виллему, родная, я ничего тебе не сделаю. Ничего не нарушу…

— Нет, нет, пусти меня, это безумие!

Она уже почти сдалась и сама это понимала. В висках у нее стучало, она забыла обо всем, ее испепеляла страсть, все ее существо дышало этой страстью.

Она так долго хранила свою страсть для Доминика, но сейчас рядом с ней был Йенс!

Он пытался раздвинуть ей колени, но она все еще противилась ему, лежа на боку неподвижно, не отвечая на его ласки.

Йенс стонал и пытался добиться своего. Он не был насильником, он просто нуждался в ней и не мог совладать с охватившей его похотью. Пошарив руками, он спустил штаны и прижался к ней всем телом.

От него шел жар, но все-таки он натянул на них овчину, чтобы согреть Виллему.

Виллему дрожала, ей было жутко: его близость и отталкивала, и притягивала ее. Однако ни на одно мгновение она не могла вообразить, что это Доминик, — Йенс был слишком на него не похож.

Хотя даже допускать такую мысль было опасно — она могла уступить сладкой истоме, пульсирующей у нее в низу живота.

«Господи, что это он делает?»

— Нет! — вскрикнула Виллему.

— Я не глубоко, — простонал Йене.

Виллему чувствовала, как его пышущая огнем плоть проникла между ее бедрами, чувствовала, как он трется о ее святая святых, даря ей сладостное ощущение.