Крылья черного ворона

Он обнял ее и посмотрел в ее молящие глаза.

— Мы все вчетвером покинем Таргул Штрегешти! Ты, я, Хейке и Мира. Она всхлипнула.

— Только мы с тобой! Только ты и я!

— Да, те двое сами найдут дорогу отсюда, — согласился он. — Только бы мне удалось увезти тебя отсюда!

— Попробуй, Петер! Я знаю, что у тебя это получится!

— Может быть, убежим прямо сейчас?

— Нет, это нельзя. Кучер дежурит у ворот. Но ночью, на рассвете, когда все будут спать…

Петер был просто опьянен. Мысль о том, что ему, Мире и Хейке нельзя оставаться здесь так долго, показалась ему несущественной в сравнении с мыслью о спасении Николы.

Петер мало что узнал об истории крепости. Молодые люди были всецело заняты друг другом. Они сидели на скамейке и строили планы на будущее, нежно прикасаясь друг к другу кончиками пальцев и губами — и взгляды их были более откровенными, чем их прикосновения.

Он не мог на нее наглядеться. Губы ее были как лепестки роз, ее черные, как ночь, волосы блестели, как шелк, глаза сверкали, как звезды.

— Ах, Петер, я так хочу, чтобы наш побег удался! Всегда, всегда ей удавалось в последний момент предотвратить побег, но на этот раз…

— Всегда? — ревниво спросил Петер.

— Да, я не раз пробовала сама сбежать, и другие пытались помочь мне, этого я не отрицаю. Но каждый раз она разрушала все. Ах, Петер, ты не представляешь себе, как все это ужасно, это невозможно описать в словах! Она злая и страшная ведьма.

Никола прижалась к его плечу.

Глаза его потемнели.

— Я бы убил эту старую ведьму! Она настоящий тиран!

— Да, — прошептала Никола. — Дело в том, что она считает себя очень красивой. Всех мужчин, которые приезжают в крепость, она хочет прибрать к своим рукам…

— Да, я сразу заметил, как она пытается совратить меня, — пылко произнес он. — Но когда она заметила, что я смотрю только на тебя, она была просто в ярости…

— Да, она и ненавидит меня, потому что я молода и у меня впереди вся жизнь. Она боится, что я отберу у нее всех мужчин, она ревнива и способна на всякие мерзкие выходки. Ты просто не поверишь.

Он нежно посмотрел на нее.

— Завтра утром ты будешь далеко отсюда, обещаю тебе.

— Ах, Петер! Пойдем отсюда! Вот в эту комнату…

Хейке не ожидал, что его впустят в крепость. Но его впустили!

Он долго стоял у ворот, глядя на толстые стены, сложенные из каменных блоков без всякого связующего вещества. Несколько раз он хотел дотронуться до них пальцем, но так и не решился, помня о том видении, которое предстало перед ним утром.

Но в конце концов он набрался смелости и быстро коснулся камня, тут же отдернув руку, словно стена была горячей.

Но камень был камнем и ничем иным. И он провел рукой по гладкой поверхности.

Значит, то была всего лишь иллюзия, вызванная мандрагорой. Это было предупреждением об опасности, просьбой быть осторожным и понапрасну не рисковать.

В памяти Хейке остался этот звук… отвратительный, шуршащий шелест больших крыльев. Были ли это птицы, питающиеся падалью, он не мог сказать, потому что не видел никаких птиц в той призрачной картине, которая все еще стояла у него перед глазами.

Наконец он решился постучать в ворота.

Ему открыл немыслимо бледный и тощий человек. Хейке изложил ему свои намерения: он хочет забрать отсюда своего друга.

Сказав, чтобы тот подождал, человек закрыл ворота и ушел.

Хейке стал ждать.

Внизу, в долине, он увидел развалины какой-то деревни, по размерам намного превышающей Tаргул Штрегешти. Среди руин бродили овцы, зеленая пелена леса подбиралась к самым стенам крепости.

Его передернуло от отвращения. Забрать отсюда Петера и скакать отсюда во всю прыть!

Лошади… Как поймать им этих полудиких коней?

Костлявый человек вернулся. Если господину будет угодно войти…

Хейке было это угодно.

И они вошли в крепость. Он жадно впитывал в себя все, что видел: каждый шаг, каждый поворот, каждый угол. Это могло ему при случае понадобиться.

Вот бы ему теперь иметь при себе мандрагору — своего верного, любимого друга! Но он знал, что поступил правильно, отдав мандрагору Мире. Отчасти он сделал это ради нее, отчасти — ради себя самого.

Но почему же они впустили егосюда?

Они знали, что у него нет больше мандрагоры?