Последний из рыцарей

— В Валдресе? — воскликнул Тристан. — Хорошее местечко! По-моему, там живут только волки, медведи и язычники.

— Успокойся, — добродушно улыбнулся Доминик. — Это вы, датчане, считаете, что в горах могут жить только язычники. Мы же убедились, что там живут такие же люди, как и мы.

Виллему продолжала:

— Когда Ульвхедин сказал это, Доминику представилась горная цепь. Мы с Домиником поехали в Валдрес и там узнали, что эта горная цепь называется Хемседалсфьеллене. Ульвхедин описал ее нам точь-в-точь, как она выглядит со стороны Валдреса. Мы нашли ту долину. Она лежала в стороне от селений и поблизости не было никакого жилья. Один крестьянин помнил Ульвхедина еще ребенком. Он направил нас в небольшое селение. Старушка там рассказала нам, что Ульвхедин родился в горах и что его мать умерла от родов.

В комнате воцарилось молчание.

Тристан кивнул.

—  Унее, верно, были сильные разрывы, правда? Ничего удивительного, я видел, какие у него плечи, — заметил он.

— Да. Старуха помнила даже, где находится могила этой бедной женщины и вечером, на закате, мы пошли туда. Я помню все так, словно это было вчера: неприступные горы, залегшие в них черные тени и солнечный нимб над вершинами, холодный воздух, ветер… — Виллему даже вздрогнула. — Могила заросла, но нам удалось очистить от травы деревянный крест и разобрать почти стертую надпись.

В комнате воцарилась звонкая тишина.

— Вы узнали имя его матери? — спросил Тристан.

— Да.

— Но оно едва ли вам что-то объяснило? Откуда вы могли слышать его раньше…

— Представь себе, оказалось, что мы его знали, — неожиданно мягко сказала Виллему. — Благодаря ее имени мы поняли, кто был отцом Ульвхедина.

— Как звали его мать? — Тристан ничего не понимал.

— На кресте было написано — Гудрун Свартскуген.

Время как будто остановилось, тишина была такой оглушительной, что ничего, кроме нее, во всем огромном доме не было слышно.

Наконец Тристан встал. Хильдегард поразилась его бледности. С трудом, словно смертельно раненный человек, он подошел к двери. Никто его не остановил, и через мгновение его уже не было в комнате.

Хильдегард с удивлением смотрела на гостей.

— Ульвхедин — его сын, — объяснил ей Доминик. — Ни один человек на свете не причинил Тристану столько зла, сколько эта женщина, Гудрун Свартскуген. Движимая злыми помыслами и горя желанием отомстить Людям Льда, она соблазнила пятнадцатилетнего восторженного Тристана и заразила его ужасной болезнью. Эта болезнь отравила ему жизнь и навсегда лишила его радости. Благодаря целебным средствам, известным Людям Льда, он давно уже избавился от самой болезни, но ее последствия поразили его душу и тело. Как Тристан, самый мягкий и чувствительный из всех нас, это пережил, можно только догадываться.

— Я понимаю. — Хильдегард смахнула слезы. — Он говорил, что у него не может быть детей. Что он не в состоянии… не в состоянии любить женщину.

Доминик кивнул.

Виллему широко открыла глаза:

— Но ты-то, откуда это знаешь? Мне, например, это было неизвестно. Он сам тебе сказал?

— Нет. — Доминик улыбнулся. Виллему обернулась к Хильдегард.

— Вот видите, и все-таки ему это известно, — почти беззвучно проговорила она. — От него ничто не может укрыться. Даже я не знаю всего, что известно ему!

— Не надо изображать меня более загадочным, чем я есть, — сказал Доминик. — Однажды, очень давно, Маттиас по секрету рассказал мне, что, когда Тристану было пятнадцать лет, он обратился к нему по поводу какого-то недуга. Поэтому я догадывался, что необычное поведение Тристана объясняется какой-то серьезной болезнью, тем более я знал, что Маттиас дал ему то же средство, которое он в свое время давал Олине. Все остальное я понял, наблюдая за душевным состоянием Тристана. Да, мне многое известно о нем. Он был очень несчастен, и я не раз опасался, как бы он не попробовал свести счеты с жизнью.

Доминик повернулся к Хильдегард.

— Поэтому, Ваше Высочество, я очень обрадовался, увидев его таким счастливым. Ваше общество преобразило его. По-моему, он прав, желая объявить своим ребенка Марины. В их судьбах много схожего. Он стал отцом в пятнадцать лет. Она станет матерью в четырнадцать. В этом возрасте трудно брать на себя какую бы то ни было ответственность. Я прав? — спросил он у вернувшегося в спальню Тристана.