Максим загоготал.
— Вся ваша безопасность полная чепуха! Охрана-то не знает, кто и откуда трезвонит! Катька, стоя на бензоколонке, по мобильнику номер набирала и опять, как утром, говорила: «Это Воронцова Маша, я заказала пиццу». Цирк, да и только! Я ее и провозил на территорию поселка.
— Ты помнишь, куда отвез Катю сегодня утром?
— Конечно, — кивнул Максим, — кстати, не в Москву. Я ее обычно до метро «Тушинская» доставлял, дальше она сама двигалась. А сегодня в Васькино подбросил.
— Куда?
— Деревенька такая, недалеко отсюда, — пояснил Максим, — или городок. Маленькое местечко.
Я встала.
— Можешь мне туда дорогу показать?
Водитель кивнул:
— Без проблем, только деньги вперед. Все, какие обещали, сразу.
Я вынула кошелек. Может, жадность и порок, но я обрадовалась, что юноша столь корыстолюбив и готов за радужные купюры продать кого угодно.
Глава 32
В Васькино мы приехали цугом: впереди Максим на своей разукрашенной надписями машинке, сзади я на «Пежо».
— Вон в тот дом она пошла, — юноша ткнул пальцем в небольшую, но чистенькую избушку, — видите, где ящик на воротах прикольный.
Я припарковала «Пежо» и пошла к забору, выкрашенному пронзительно синей краской. Вход во двор преграждали железные ворота, на деревянном столбе висел короб, куда почтальон складывал газеты и письма. Ящик и впрямь выглядел необычно, кто-то выпилил из фанеры фигурки псов и прибил их с внешней стороны. Прямо у щели, куда следовало бросать почту, белела наклеенная бумажка. «Собакина Лариса Михайловна» — гласили четкие черные буквы, написанные, похоже, рукой девочки-отличницы. Я вздрогнула, а потом без стука толкнула створку ворот и прошла к дому. Поднялась на крыльцо и, опять не постучав, открыла дверь и скользнула внутрь.
Я попала в тамбур. Маленький, очень чистый. Обычно сельские жители используют это пространство вместо кладовки. Здесь, как правило, царит беспорядок, валяется разнокалиберная обувь, висят на гвоздях тулупы, стоят бачки и ненужные кастрюли.
Но у Ларисы Михайловны Собакиной в сенях был строгий порядок и невероятная чистота. С правой стороны тянулась калошница, в которой виднелась старая, поношенная, но идеально начищенная обувь: туфли на низком каблуке, резиновые сапоги, полусапожки с меховой оторочкой и босоножки коричневого цвета.
Слева, на крючках висела верхняя одежда: плащ, куртка, пальто с сильно вытертым воротником из норки. На полу лежала домотканая дорожка, на ней у самого входа в кухню стояли замшевые ярко-красные кроссовки, совершенно новые, очень дорогие. Такая обувка не по карману бедной крестьянке, равным образом ей не купить и вон ту курточку из голубой джинсовки. Вещичка, правда, выглядит хуже некуда, рукава ее усеяны дырами. Но, имейте в виду, прорехи появились на одежке не от ветхости и не оттого, что ее владелица зацепилась за грабли. Нет, дырочки прорезал кутюрье и взял за работу бешеные бабки.
Я толкнула следующую дверь. Конечно, можно предположить, что к Ларисе Михайловне приехала внучка, городская модница, но я очень хорошо знаю, кому принадлежит дорогая обувь и совсем не дешевая курточка.
Дверь хлопнула. Я вошла в большую, чисто прибранную комнату. Ну надо же! Словно попала в конец шестидесятых годов. Два кресла на тонких ножках, диван, прикрытый ковром, тумба с черно-белым телевизором «Шилялис», «Хельга» с посудой, этажерка с разномастными фарфоровыми фигурками, большой квадратный стол, покрытый бело-желтой скатертью, четыре стула. Накрахмаленные занавески покачивает ветерок, на подоконнике буйно цветет герань, на стене громко тикают ходики, одна гиря спустилась почти до полу — идиллическая картина под названием «Тихий день в деревне». Лишь одна деталь портит пейзаж: злое лицо девочки, сидящей около стола.
— Ты?! — воскликнула Катя.
— Я, а ты меня не ожидала?
— Зачем приехала?
— А ты с какой стати тут?
— Мне надо!
— И мне.
— Вы кто? — недоумевающе осведомилось еще одно действующее лицо, полная, но еще вполне крепкая женщина с сильно загорелым лицом.
Я чеканным шагом подошла к свободному стулу, без всякого приглашения плюхнулась на жесткое сиденье и сурово заявила:
— Похоже, нам предстоит долгий разговор.
Катя задохнулась от душившей ее злобы, Лариса Михайловна Собакина удивленно заморгала:
— Да что случилось?
Я усмехнулась, открыла рот, но не успела издать и звука.
Дверь с треском распахнулась, комната стала быстро наполняться хмурыми мужчинами. Несмотря на то, что внезапно появившиеся люди были в гражданской одежде, сразу стало понятно: это представители правоохранительных органов.