Экстрим на сером волке

— Значит, подлинников нет, но копии остались? — уточнила я.

— Да.

— И можно их получить? Вы можете снять копию с копий?

— Естественно.

— Сделайте, пожалуйста, за вознаграждение. Сколько вы хотите? Если наличных не хватит, то я побегу искать банкомат.

Яна Валерьевна засияла улыбкой.

— Можете не суетиться, без денег обойдемся.

— Вы хотите поделиться со мной информацией бесплатно? — изумилась я.

— Практически да. Часики мне ваши понравились.

Я готова совершить бартерную сделку, — заявила нахалка.

Я взглянула на запястье. Честно говоря, не знаю, сколько стоит безделушка. Мне ее подарил бывший муж, Макс Полянский.

Когда-то он был нищим выпускником столичного вуза, вялым, не желающим ничего делать парнем, оживлявшимся лишь при виде очередной красотки. Но потом, уже после нашего развода, Макс резко изменился и занялся бизнесом. Сейчас он богатейший человек и необыкновенно удачливый бизнесмен, способный выжать прибыль даже из пустого помойного ведра.

Несмотря на развод, мы с Максом сохранили нормальные отношения, и один раз, уже давно, я вытащила его из крупной неприятности. Благодарный Полянский сделал мне предложение руки и сердца, я в ужасе отказалась. Макс, услыхав мой вопль «нет», обрадовался и теперь использует любой, самый крохотный повод, чтобы вручить бывшей женушке очередной дорогой подарок.

Чего он только не дарил! Серьги, бриллианты, которые походили по размеру на миски для наших питбуля и ротвейлера. Ожерелье из изумрудов, весящее больше, чем я сама, серебряный чайный сервиз, пользоваться которым практически невозможно. Маня с Аркадием попытались побаловаться чайком из раритетных чашек и мгновенно обожгла сначала пальцы, а потом губы, благородный металл сразу нагревается.

Значительно пополнив наш запас изделий из драгоценных металлов, Макс стал приносить вещички, украшающие быт: постельное белье с монограммами, которые вышивали трудолюбивые монашки, скатерти из вологодского кружева, домашние тапочки, расшитые жемчугом. Но самую невероятную вещь очумелый Полянский притащил на мой прошлый день рождения.

Когда Макс появился в нашей гостиной в сопровождении двух охранников, которые волокли неподъемную коробку, Аркадий тихо застонал.

— Нет, только не говори, что там скульптурный портрет матери! С нас оригинала хватит.

— Не угадал! — весело воскликнул Макс и заорал на своих охранников:

— Ну что стоите, козлы, раскрывайте сувенирчик!

Парни принялись осторожно снимать крышку и доставать из замшевых тряпок нечто. Они хлопотали довольно долго, прежде чем перед нами предстала фигура мопса, сделанная, как мне показалось, из блестящей латуни.

— Вот, — гордо сказал Макс, — Хуч!

— Прикольно, — одобрила Маня.

— Здесь специальная тряпочка и жидкость для протирки, — начал объяснять Полянский, — не надо чистить его абразивными порошками, золото легко царапается.

— Золото?! — подскочила я. — Ты хочешь сказать, что монстр выполнен из благородного металла?

— Я думала, что он бронзовый, — хором заявили Зайка и Машка.

— Когда же я вам говно дарил, — обиделся экс-муженек, — чистый аурум, глаза — брильянты, когти — рубины, вот попа, правда, из розового мрамора, он под хвостом лучше всего смотрелся. Не подумайте, что я сэкономить захотел, ради красоты на такой камень решился.

— Да уж, — крякнул Дегтярев, — изумруд в таком месте явно не катит.

— Верно, — кивнул простодушный Макс, — зеленый цвет там ни к чему!

Золотой Хуч стоит у нас в холле, на второй этаж мы его втащить не сумели, слишком тяжелой оказалась скульптура. Чистить урода всем тоже лень, потому он слегка потемнел, гости считают «произведение искусства» ничего не стоящей поделкой и надевают на голову чудовища шляпы. Только Оксана, хорошо знающая истинную стоимость собачки, каждый раз украшая «Хуча» своим шарфом или бейсболкой, с укоризной заявляет:

— Убрали бы этот центнер золота, не ровен час, сопрут.

Но я не беспокоюсь. Вряд ли найдется домушник, способный оторвать от пола сию неземную красотищу.

После моего дня рождения наша семья взяла с Макса клятву: он никогда более не презентует нам ничего для дома. Не покупает сервизы времен королевы Антуанетты, не приволакивает в сад скульптуры из Акрополя, не приносит подлинники Рубенса для столовой и не дарит рукописные свитки, датированные 1212 годом. Не надо!

— Дари только то, чем может лично воспользоваться мать, — сурово заявил Аркадий, — а то нам неудобно!