Экстрим на сером волке

— Не торопись, насколько я поняла, первый у нас Роман Федорович Степнов. Он совершенно уверен в победе, я только что видела Аню, она нарядилась, словно на свадьбу, и иначе как «чемпион» свою моську не величает!

В голове еще крутились обрывки воспоминаний, а я уже схватила мобильный.

— Здравствуйте, сейчас я не могу ответить на ваш звонок, оставьте сообщение после гудка, — послышалось из трубки.

— Роза, — воскликнула я, — умоляю, позвони в любое время дня или ночи. Дело очень важное. Надеюсь, ты хоть иногда слушаешь автоответчик.

Дома ничего необычного не произошло. Катя сидела в своей комнате. Зайка с Аркадием мотались по городу, а Марина, Маня и Ирка возились на кухне. Девочка и домработница стояли около стола и, разинув рот, наблюдали за тем, как гостья режет то ли овощ, то ли фрукт.

— Кухарка заболела? — удивилась я.

— Нет, — пробормотала Ирка, — она у себя в комнате телик смотрит, во обрадовалась, прямо кланялась Маринке, когда та сказала, что ужин сварганит!

— Там пирог, — Машка ткнула пальцем в сторону плиты, — я такого никогда не ела!

— И я, — подхватила Ирка, — прямо офигеть! Дегтярев шесть кусков проглотил! Здоровенных!

— А теперь спит, — хихикнула Маня.

— В восемь вечера? — удивилась я.

— Ага, — веселилась Манюня, — его пирогом к кровати придавило. А Маринка теперь торт готовит к позднему ужину.

— К чему? — не поняла я.

— К позднему ужину, — подхватила Ирка, — ну, понимаете, оказывается, люди едят не так, как мы.

Утром, в девять, у них первый завтрак, в полдень второй, около трех обедают, в пять пьют чай со сдобной выпечкой, после семи трапезничают, а в десять опять едят — поздний ужин, после него все, кухня закрывается, можно в полночь кефиру схомякать с конфетами или пирожками.

— И где же вы вычитали про такой распорядок дня? — искренне удивилась я.

Маня ткнула пальцем в толстую книгу.

— Во! Мы с Маринкой весь день по городу гуляли, а потом в книжный зашли. Там в антикварном и нарыли «Кулинарию» пятьдесят второго года издания. Прикольная вещь. Оказывается, мы недоедаем! И совершенно зря Зайка меня толстой обзывает. Смотри, Мусичка, тут таблица. По ней идеальный вес определяется легко — рост в сантиметрах минус сто. Ты на сколько тянешь?

— Неделю назад сорок семь кило весила, это в кроссовках и с мобильным, — уточнила я.

— Зачем с телефоном взвешиваться полезла? — захихикала Марина. — Думала, он тебе тяжести придаст?

— Муся, — перебила ее Маня, — ты дистрофан!

Твой вес должен быть больше. Человека, который при росте сто шестьдесят четыре сантиметра имеет твой вес, положено госпитализировать, хотя, если судить по этой таблице, шансов на жизнь у тебя нет, смотри.

Я уставилась на Маруськин палец. Аккуратно подпиленный ноготок, украшенный бордовым лаком, уткнулся в таблицу. «Рост — 164 см. Идеальный вес 64 кг. Избыточный — 75 кг. Первая стадия ожирения — 85 кг».

— Читай вслух, — велела Маня.

Я покорно принялась читать текст.

— "Недостаток веса — 60 кг. Первая стадия дистрофии — 58 кг. Вторая — 55. Опасность для жизни — 50.

В этом состоянии человек подлежит срочной госпитализации. Советские врачи накопили большой опыт по лечению тяжелой дистрофии. Многие спасенные жители блокадного Ленинграда благополучно поправили свое здоровье. Однако следует помнить, что при достижении планки в сорок восемь килограммов в человеческом организме начинаются необратимые явления и, как правило, такого больного невозможно спасти. Наша советская медицина творит чудеса, мы знаем случаи исцеления тяжелых дистрофиков, но они все же никогда не смогут стать стопроцентно физически здоровыми людьми и останутся ущербными психически. Для них характерна быстрая утомляемость, раздражительность, немотивированная болтливость, забывчивость, неумение логически обосновать свои рассуждения, неадекватность поведения, маразм и психоз. Абсолютное большинство тяжелых дистрофиков прячет продукты, делает запасы в неподходящих местах, например, в спальне, и нервно реагирует, если эти «склады» пытаются перенести на кухню или в кладовую".

— О класс! — Ирка подняла вверх палец. — Теперь мне многое ясно стало! Позавчера я нашла у вас под подушкой две шоколадки. Хотела их убрать, а вы как заорете, завопите, руками замашете: «Не бери мои конфеты, не трогай, не подходи!»

Я возмутилась до глубины души:

— Что ты несешь? Вовсе не так было!