Любовь Люцифера

— Ты писала, что порвала узы брака, — сказала она. — Это смелый и мужественный поступок. Ты встретила… другого? По пути сюда?

— Да, — печально улыбнулась Сага. — Я встретила свою любовь, могу сказать без преувеличения. И я… потеряла его.

— Он умер?

Немного помедлив, она сказала:

— Да.

— Какая жалость! Но Вильяр прав: это видно по твоим глазам.

Хеннинг уронил в чашку свою ложку, что заставило Вильяра изобразить на лице гримасу.

— Долго это уже происходит с тобой, Вильяр? — серьезно спросила Сага.

— Что именно? — хрипло произнес он.

— Пьянство.

— Но я пью совсем немного, — пытался он оправдываться. — Вчера вечером я пропустил стаканчик, потому что… Нет, это Белинда выдумывает, что я много пью. Я же думаю, что полностью контролирую себя. И вот приходит посторонний человек и первое, что он бросает мне в лицо, это слова: «Ты пьешь, Вильяр?» Теперь я понимаю, откуда такие слухи обо мне.

Все молчали.

А он заорал:

— Но как, к черту, я могу еще выжить?

— Расскажи мне обо всем, — спокойно сказала Сага. — Мне кажется, твоя семья очень терпимо относится к тебе.

— Так оно и есть, — пробормотал он. — Я люблю их всех. И, в то же время, причиняю им всем зло.

— Но ты никогда не поднимал на нас руку, — тихо, словно оправдывая его, сказала Белинда.

— Если бы я решился на это, я покончил бы с собой! — горячо воскликнул Вильяр. — Но разве недостаточно того, что я делаю? Они работают, а я предаюсь своим иллюзиям!

— Хватит плакаться, — решительно произнесла Сага. — Ближе к делу!

Глубоко вздохнув, он сказал:

— Не знаю, с чего начать.

— Начни с самого главного!

— Самое главное… — с горечью произнес он. — Самое главное — это рассадник чумы, именуемый Гростенсхольм.

— Да, я видела, как он теперь выглядит. Весьма… устрашающе.

— Ах, ты ничего не знаешь. Не знаешь…

— Никто туда больше не ходит, — тихо сказала Белинда. — Люди гибнут там. У ворот нашли мертвым одного бродягу. Глаза у него были раскрыты от ужаса. Один человек из сельской общины вошел туда и больше никогда не вышел…

— Община хочет иметь эту усадьбу, — устало произнес Вильяр. — И поскольку сама усадьба не представляет теперь никакой ценности, они хотят разрушить или сжечь дом, а на месте его построить новый дом или что-нибудь еще. Но никто не осмеливается приближаться к постройкам. Мы приглашали сюда заклинателей духов, но стоило им приблизиться к воротам, как они падали навзничь и сильно ушибались. Со священником было то же самое.

— А ты сам был там?

— Я? Нет, благодарю! Если бы я рассказал тебе, что я увидел, едва ступив за ворота, ты бы не поверила. Они смертельно опасны, Сага.

— Это призраки?

— Да. И самое худшее то, что маленький Хеннинг видел пару из них, стоящих возле нашего дома, здесь! В Липовой аллее!

— Вот это да… — выдохнула Сага.

— И к тому же мы не сводим концы с концами, — добавил Вильяр.

— Ты же сама видишь, как у нас тут, во дворе, — сказала Белинда. — Мы не можем пользоваться землей Гростенсхольма и не можем продать ее. Как ты уже заметила, я совсем выбилась из сил.

Повернувшись к Белинде, Сага спросила:

— А в Элистранде у тебя есть родственники?

— Они вернулись обратно в город и порвали со мной всякую связь. И теперь, когда наше положение здесь шаткое, когда все обвиняют нас в том, что мы развели в Гростенсхольме привидения, никто не хочет иметь с нами дела.

— Но разрушать Гростенсхольм нельзя в таком случае, — запротестовала Сага. — И тем более — сжигать. Потому что те, что обитают на чердаке… Те, которых использовали Люди Льда…

Вильяр взглянул на нее и закончил ее мысль:

— После этого не успокоятся. Пока не придет тот, кто сможет прогнать их.

Сага механически произнесла:

— Тогда имеет смысл подождать того, кто смог бы это сделать. Того, кто обладал бы достаточной силой, чтобы вступить в борьбу с Тенгелем Злым. А пока…

Вильяр снова перебил ее:

— И теперь весь дом, от подвала до чердака, представляет собой такую опасность для окружающих, о которой наши предки даже не подозревали. И все из-за этих призраков.

Сага стала вдруг очень серьезной.