80  

Призрак издал нервный звук, похожий на истерическое хихиканье, оперся на глобус, потом прислонился к стене и… втянулся в нее. Лежа на паркете, усеянном открытками, я, открыв рот, наблюдала за происходящим. Сначала привидение всунуло в стену голову, потом плечо, руку, ногу, затем без видимого усилия втащило все остальное и исчезло.

В полном обалдении я ущипнула себя за руку. Святые угодники! Это и впрямь нематериальная субстанция. А я ведь заподозрила, что под покрывалом человек. Но ни одно существо из плоти и крови не способно пролезть сквозь кирпичную преграду.

– Мусик, – заорала Маня, – что стряслось?!

Затем послышался топот, это дочь неслась по ступенькам вниз.

– Мусечка! Ты ушиблась?

– Нет, – ответила я, сгребая ноги в кучу.

– Ты упала?

– Ерунда, детка, просто легла отдохнуть!

– Мать, – неожиданно обратилась ко мне Маруся таким тоном, каким обычно разговаривает Аркадий, – немедленно рассказывай, чем ты тут занималась. Категорически требую!

– Ловила привидение!

Маня захохотала. Ну вот, все­гда так. Сначала настаивают на откровенности, а ко­гда я по наивности говорю чистую правду, начинают веселиться. Если бы соврала, сказав, будто пошла попить воды и упала по дороге, обрушив открытки, Маруся, причитая от жалости, стала бы поднимать матушку. А так смеется во весь голос.

– Ниче­го веселого в данной ситуации не вижу, – обозлилась я. – Привидение только что носилось по залу.

– Куда же оно де­лось?

– Ушло в стену!

Новый раскат хохота сотряс торговый зал.

– Муся, – радовалась дочь, – признавайся, опять читала перед сном какой-нибудь «Оракул».

Я стала молча подбирать разбросанные открытки. Большинство были мятыми, испорченными, вряд ли найдется покупатель, желающий их приобрести. Кое-как расставив все по местам, мы с Маруськой решили было пойти наверх.

– Это что? – спросила дочь, указывая пальцем на какой-то предмет, сереющий под прилавком. Я нагнулась и вытащила кроссовку, зашнурованную, да­же завязанную кокетливым бантиком.

– Твоя? – поинтересовалась я у Мани.

– Нет, конечно, – ответила девочка, – смотри, какой размер! Сорок четвертый небось! Наверное, кто-то из продавщиц оставляет тут сменную обувь!

Я с сомнением посмотрела на спортивный башмак. Девушки, приходя в магазин, надевают туфли, но сапожки они прячут в ящиках под шкафчиками. Никому не придет в голову переодеваться в торговом зале. Значит, кроссовку потерял кто-то другой, причем мужчина, потому что Маня оказалась права, на подметке четко выделялась цифра «сорок четыре». Совершенно неженский размер. А лиц мужского пола в «Офене» нет, вернее, они не работают постоянно. Электрик, сантехник и шоферы, которые привозят книги, просто заглядывают сюда.

– Мо­жет, кто из покупателей потерял? – предположила подошедшая Леля.

Маня вновь бодро захихикала:

– Ну ты приду­мала! На улице-то январь, кто же ходит в кедах? И потом, что он босиком по снегу убежал?

– Мо­жет, это кроссовки Миши, ну те, что плавали в бассейне?

– Нет, – хором ответили девочки, – их Аллочка выкинула, подметки отвалились. Потом, они были черные, а эти серые, да­же ближе к белым.

Я молча пошла наверх, держа в руке чужую обувку. Оставалось только одно: расспросить завтра всех продавщиц и, если никто не признает башмак сво­им, придется поверить, что он принадлежит привидению.

С утра на улице разыгралась жуткая непогода. Дождь со снегом хлестал потоками с серого неба, укутанного свинцовыми тучами, было холодно, мокро, гадко, и я с трудом разомкнула глаза.

– Эй, гулять! – кричала Маня, стоя в торговом зале. – Живей давайте, а то в школу опоздаем. Лелька, натягивай на Банди намордник. Хучик, Хучик, Хуч… Хуч!!!

Потом дверь в мой кабинет приоткрылась.

– Мам, Хучик у тебя?

Я окинула взглядом комнату:

– Нет.

– А где?

– Не знаю.

– Он не тут спал?

Вспомнив, как удобно было сегодня на узком диване, я ответила:

– Похоже, что нет.

– Где же он дрых?

– Я ду­мала – с вами.

– Но его нигде нет!

Я села на диване и зевнула.

– Не волнуйся, ты же знаешь, как он любит сырую погоду, вот услышал, что всех сейчас поволокут на улицу, и спрятался.

И это святая правда. Мопсы – теплолюбивые собачки, обожающие проводить время в груде одеял и горе подушек. Весну, осень и зиму Хучик ненавидит. Его коротенькие кривые лапки совершенно не приспособлены к ходьбе по снегу и лужам. Нет, Хучик любит воду, но только, если ее предварительно подогрели до тридцати семи градусов и налили в ванну. Вот там он бу­дет ощущать себя комфортно, станет радостно плавать от одного конца джакузи до другого, а в минуту особо хорошего настроения да­же разрешит вымыть себе голову.

  80  
×
×