Томление

— Спасибо вам, дорогая баронесса!

— Ну вот, ты опять за свое! Говори мне «ты». Мы с тобой обе баронессы.

Ирья лихорадочно металась по своей комнате, переставляя с места на место всякие мелкие вещицы. Ночная сорочка Шарлотты Мейден шла ей. Ее светлые волосы были распущены, доходя до талии, и уложены красивыми локонами. Лив помогла ей подкрасить губы и щеки и надушила ее своими ароматными духами.

Ирья и сама казалась себе довольно привлекательной. Она действительно никогда еще не была такой очаровательной.

Чтобы следить за Кольгримом, она оставила дверь в его комнату открытой. В это же время в ее собственную дверь постучали. Ирья вздрогнула и попыталась проговорить: «Войдите», — но вместо этого издала невнятный жалобный звук.

Онемев от страха, она стояла возле кровати, кивая Таральду, который вошел сам. Он взглянул на нее при свете свечей, горящих по стенам.

— Не бойся, — мягко улыбнулся он ей. — Все будет хорошо.

«Ты можешь так говорить, — подумала Ирья. Нет, я не должна вспоминать о том, что он держал в своих объятиях Сунниву. Я не должна думать об этом. Под конец он возненавидел ее, но и об этом не надо думать, ведь это несправедливо по отношению к бедной Сунниве. Не думай ты об этой Сунниве!»

— Ты так красива сегодня, Ирья! Нет, правда, ты очень мила.

На нем была лишь тонкая рубашка и брюки. Он тихо приблизился к ней и положил ей руки на плечи. Ирья была так взволнована, что вздрогнула при его прикосновении.

— Нам нужно принять это как необходимость, — дружески сказал он. — Тогда все пойдет легче, вот увидишь.

«Как ты можешь так говорить? — кричало все внутри Ирьи. — Необходимость? Ты для меня самый прекрасный и любимый в мире, — нет, я не вынесу этого, мне лучше уйти!»

Но он уже снимал с нее ночную рубашку, и она послушно вытянула руки вперед. Совсем как ребенок.

— Может, нам потушить свечи? — робко пролепетала она.

— Скоро мы потушим их. Ложись, друг мой. И ничего не бойся.

«Боже, какие у нее кривые ноги, — подумал про себя Таральд. — Теперь нет ничего удивительного в том, что она ходит так неуклюже! А тело ее совершенно бесформенное. Конечно, она хорошо понимает Кольгрима, ибо сама пережила все это в детстве.

Она плохо сложена… нет, это, пожалуй, неверно. Ее сделала такой болезнь. Былинка… Точно же ее прорвали!»

На мгновение и его охватил страх. А вдруг она родит такого же безобразного ребенка? Вдруг все эти старания напрасны?

Она одиноко лежала на постели, съежившись, будто желая спрятать свое уродливое тело. Таральд снял с себя рубашку и начал расстегивать ремень. И вот он ложится рядом с ней.

«Мне никогда в жизни не совершить этого, — в отчаянии думал он. — У меня к ней никакого желания, настолько она несимпатична».

И все же в ней была нежность и теплота, этого он не мог отрицать. Она дрожала как осиновый лист, хотя в комнате было тепло. Он никак не мог даже приласкать ее или поцеловать. Ведь они просто друзья. Глупее положения нельзя себе представить.

Ирья пыталась унять дрожь в своем теле, но ей никак это не удавалось. Она ощущала прикосновение Таральда к своей груди: это он, ее любимый, ее мечта, и он рядом, вместе с ней! Как же ей скрыть от него свое томление? Как ей подчинить свое собственное тело своей воле? Он приподнялся на локте.

«Что, если мне осмелиться положить руки ему на плечи? Я знаю так мало, я боюсь его, и он скоро поймет это.

Нет, это невыносимо! Все мое тело пылает, но он не должен знать о моих чувствах к нему, Боже, иначе я умру от стыда! Я не имею права обнаружить свои чувства, я должна оставаться холодной и рассудительной. Но вот мои руки обнимают его за шею, а я и не заметила этого».

Она лежала беспомощно и толком не могла даже обнять его и прижать к себе.

Таральд был удивлен тем, что сердце его забилось чаще. Бедняжка Ирья, ей ведь тоже нелегко, она старается изо всех сил, чтобы принять его, нежеланного.

«Мы должны сделать это, мы должны во что бы то ни стало», — и он постепенно начинал понимать, что обязательно сделает это. Он даже не ожидал, что будет готов к этому так быстро.

Он обнял Ирью. Губы ее уткнулись ему в шею, глаза ее были широко раскрыты. Я люблю тебя, я люблю тебя, но я не могу сказать тебе этого или показать свои чувства, ибо тогда ты почувствуешь ко мне отвращение.