Ангел с черными крыльями

Хейке пришлось немного приврать. Он сказал, что ему пришлось бороться против поработившей ее воли, против гипноза, под влиянием которого находилась Тула. Он сказал еще, что это была достаточно жестокая борьба, но все обошлось. Сама Тула тоже была ему бесконечно благодарна за помощь.

На вопрос о том, кто же это так дурно обошелся с их маленькой девочкой, он ответил лишь, что этого никто не знает. Так бывает при гипнозе на расстоянии. Видимо, кто-то случайно увидел Тулу и решил использовать ее в своих целях…

Хейке понимал, что это звучит неубедительно, но Гуниллу и Эрланда удовлетворили его объяснения.

— Да, ведь Тула такая красавица, — сказал Эрланд на своем простонародном смоландском диалекте. — Поэтому нет ничего удивительного в том, что какой-то злой мужчина загорелся желанием подчинить ее себе! Как ты думаешь, он ничем не навредил ей? Ведь кроме нее у нас никого нет. Она для нас — все!

— Все в порядке, — ответил Хейке. — И она сама подтвердила мои предположения. Хотя Тула и понимает во всем этом не больше, чем мы, она сказала мне, что я во всем прав.

Гунилла кивнула.

— Думаю, ты прав, решив присмотреть за ней некоторое время. Мы сами этого не сможем сделать, ты знаешь, а ты такой умный и сильный. И мы отдаем ее под твою опеку.

— Спасибо вам обоим! Я оправдаю ваше доверие.

И они отправились в путь в карете Хейке и Винги. Туле было очень интересно немного посмотреть мир. Она радовалась предстоящей встрече с Эскилем, но о Гростенсхольме она совершенно ничего не знала. Она жила там совсем маленькой, и в памяти у нее не осталось никаких воспоминаний.

Ее не покидало ощущение скованности. И она постоянно грустила о том, что ее родителям так долго придется обходиться без ее помощи.

Она вздрогнула, услышав голос Винги.

— Тула, что, если мы остановимся на часок в Вехьо? Дело в том, что по пути сюда я увидела очень красивую материю…

— Я не против, — торопливо ответила Тула. — Я буду только рада этому, у меня есть тут один хороший друг, и я зайду к нему, чтобы попрощаться. Можно мне отлучиться на часок?

— Разумеется, — ответили они. — Ты можешь пробыть там, сколько тебе нужно! Но ты должна нам показать, куда ты пойдешь. Ты же знаешь, мы за тебя отвечаем. Мы не можем нарушить обещания, данного твоим родителям.

— Я покажу вам эту улицу. И лавку, в которой он торгует.

— Ты говоришь, твой друг?Это парень?

— Да. Но дело обстоит совсем не так, как вы, возможно, думаете. У него бездействуют ноги.

— Понимаю, Тула, — сказала Винга и похлопала ее по спине.

Тула шла по улице, издали ища взглядом музыкальную мастерскую. Сердце ее стучало. Она была здесь в последний раз полгода назад, но в свои просветленные минуты, когда мысли ее переставали фанатически вертеться вокруг флейты, она ощущала в своем ожесточившемся сердце проблески тепла и доброты. И тогда она мягко и печально улыбалась, думая о том, как он теперь живет.

Но тьма снова заволакивала ее волю.

Теперь все это было позади. И она была благодарна за это Хейке и всем их предкам.

Тем не менее она чувствовала какую-то скованность. Она все еще не могла вернуться к той нормальной жизни, которой жила до страшной истории с флейтой.

Казалось, кто-то продолжает держать ее в своих руках, сковывать ее движения. Кожа ее словно ороговела, она не могла свободно проявлять свои чувства, ей казалось, что даже улыбка ее неестественна.

Но никто не замечал в ней ничего необычного.

А вот и запыленная витрина. Именно такой она запомнила ее: с сияющими на солнце инструментами. Улыбнувшись, она тронула дверь.

Дверь была заперта.

Она была просто потрясена: такого она не ожидала! Такое ей даже и в голову не приходило.

Она постучала, но никто не ответил.

Тула почувствовал резь в животе, как бывало с ней всегда, когда что-то у нее не получалось. Такой оборот дела казался ей худшим из всех. Что она должна была делать? Где он мог быть?

Она отошла на несколько шагов. Вот ближайшая соседская дверь…

Она постучала, и в приоткрытую дверь осторожно высунула нос какая-то женщина. Горожане всегда опасались воров.

На вопрос Тулы она сдержанно ответила:

— Нет, мы давно уже не видим его. И я не знаю, где он.

— И вы не заглядывали к нему? Что, если он там, внутри?