Демон ревности

– Поверьте, сир, меня это очень огорчает. Но если бы вам выдали Филиппа, что ожидало бы его? Был бы он...

– ...казнен? – подхватил Людовик. – За кого вы принимаете меня? Я не меняю так легко своих решений. Я просто посадил бы его снова в клетку, и он сидел бы здесь, в тюрьме замка, в ожидании, пока вас разыщут. Ну теперь идемте. Мне хочется немного пройтись.

Фьора не сдвинулась с места. Она уставилась на носки своих туфель, выглядывающих из-под платья, нервно сжимая пальцы, как это она делала всякий раз, когда была чем-то сильно взволнована.

– Ну же? – сказал король, полный нетерпения. – В чем дело?

Она подняла на него большие серые глаза, полные отчаяния:

– А... если он скрывается где-то поблизости?

– Кто? Селонже? Я уже думал об этом. Но в таком случае его кто-нибудь мог видеть и сказал бы вам об этом, – задумчиво сказал король. – Я уверен, что он жив.

– Значит, он где-то далеко, и, возможно, очень далеко! Я знаю, что он подумывал послужить своей шпагой Венеции против турок. В этом случае он не вернется, и я больше ничего о нем не узнаю, – печально сказала Фьора.

– Венеция, говорите? Во всяком случае, мы можем узнать, уехал ли он туда. После ужина я напишу дожу. Вы, наверное, знаете, что Венеция – это город с самыми строгими порядками, и любой иностранец привлечет к себе внимание агентов Совета Десяти. Значит, скоро нам сообщат новости. А теперь оставьте этот печальный вид и давайте вернемся. Скоро протрубят в рог.

На этот раз Фьора дала себя увести.

Король и молодая женщина дошли до главного двора, где уже находились множество слуг, лошадей и экипажей. С удивлением и легким беспокойством Фьора смотрела на большой красный паланкин, на дверцах которого был изображен кардинальский герб. Она даже осмелилась взять короля за руку, чтобы остановить его.

– Сир! Прошу простить меня, но если вы принимаете сегодня одного из глав церкви, то мне лучше вернуться домой.

– Не отужинав? А как же мое приглашение? И почему, скажите на милость?

– Откровенно говоря, сир, я немного... устала от кардиналов и боюсь, что буду чувствовать себя неловко. И потом, я в таком платье.

– О чем вы? Вы великолепны и должны чувствовать себя свободно, ибо я пригласил вас специально на этот вечер, чтобы кардинал делла Ровере видел, какое значение я вам придаю.

Под пытливым взглядом Людовика ХI Фьоре не удалось скрыть своих эмоций.

– Кардинал делла Ровере? – выдохнула она с испугом. – Он не...

– Из семьи папы? Конечно, и вы, наверное, слышали о нем в Риме. Это один из его племянников, причем самый умный. А потому – и самый опасный. Но он должен понравиться вам! А пока я вас покидаю, мне надо переодеться. Я вижу мадам де Линьер, которая идет к вам, чтобы проводить вас к принцессе Жанне, моей дочери. Вы ее знаете, и она будет рада снова увидеть вас.

Приветствуемый низкими поклонами тех, кто находился на его пути, король вместе с Фьорой подошел к импозантной даме, склонившейся в низком реверансе у первой ступени лестницы. В знак особого уважения к приближающемуся королю она низко наклонила голову, и король чуть не наткнулся на острый конец ее высокого эннена.

– Слишком высокий, мадам Линьер, слишком, – воскликнул он полушутя-полусерьезно. – Что за страсть у женщин принимать себя за церковные колокольни? Удивительно, что в моем королевстве так мало одноглазых.

– Прошу прощения, – ответила дама спокойно и даже с улыбкой, показывая, что это замечание не очень впечатлило ее. – Я всегда полагала, что честь сопровождать дочь короля Франции обязывает одеваться с большей тщательностью.

Весело насвистывая легкомысленный мотивчик, Людовик XI поднялся по винтовой лестнице, оставив женщин наедине.

– Идемте, мадам, – сказала придворная дама, протянув руку Фьоре, которая не смогла удержаться от смеха. – Мадам графиня хочет увидеть вас, и вы сможете освежиться до ужина.

Привыкшая к простому быту Людовика XI, Фьора была удивлена роскошной посудой и великолепием зала, где был устроен ужин. Эта огромная комната на втором этаже составляла часть королевских апартаментов, открывавшихся только для высоких иностранных гостей и при особых обстоятельствах. Ее поистине королевская роскошь отличалась от пышности, окружавшей бургундских герцогов. Мебель, обитая бархатом, и старинные гобелены придавали ансамблю некоторую строгость, подчеркнутую цветными стеклами высоких окон. Потолки с позолоченными виньетками и деревянная мебель были затемнены, за исключением, когда там зажигались свечи в канделябрах, как сегодня вечером.