43  

– Может, Лера страдала агорафобией? – предположила я.

– Вероятно, – пожал плечами психолог, – теперь правды не узнать. Агорафоб способен умереть от ужаса, очутившись один на улице, или впасть в безумие: ему почудятся убийцы, он начнет нести ахинею.

Я кивала в такт словам Патрика, потом подавила зевоту, а психолог продолжал:

– Страх уничтожает личность. Чего боитесь вы?

К этому моменту меня словно опутало липкой паутиной, ноги-руки превратились в желе, голова плохо держалась на шее.

– У каждого своя фобия, – журчал Патрик.

Что-то тяжелое стукнуло меня в грудь. Я вздрогнула. Дремота рассеялась.

– Афина! – заорал Патрик. – Кто тебя сюда звал? Принеслась и налетела на Дашу.

– Наоборот, спасибо Фине, – встрепенулась я, – меня совсем разморило.

– Жаль, я ничего не выудил из вас для моей книги, – пригорюнился Патрик, – чем больше материала, тем весомее научный труд.

Мне хотелось еще посидеть на свежем воздухе. Через пару дней придет настоящая осень, зарядят нудные дожди, нужно будет проводить дни и вечера в комнате. Не грех воспользоваться столь редким в конце сентября погожим вечером, но Патрик своим разговором портил все удовольствие. Я демонстративно повернулась к Афине и невежливо заметила:

– Слышишь, Фина, какая восхитительная тишина? Обожаю, когда никто не мешает, не пристает с беседой.

Собака положила голову мне на колени и неуверенно сказала:

– Гав.

– Лучше помолчим! – продолжила я, надеясь, что Патрик обидится и уйдет.

Но психолог оказался из породы толстокожих, он не собирался вставать со скамейки, наоборот, заговорил с удвоенной скоростью:

– Судьба ученого трудна, в особенности если не сидишь над формулами, а зависишь от исследований, изучаешь тайны человеческой души. Ради страницы текста приходится опрашивать толпы людей, не все настроены откровенничать, но я упорный, терьер по характеру. Не отстану, пока не получу желаемого.

«Оно и видно», – чуть было не сказала я, но вовремя спохватилась и решила соврать Патрику. Иначе, похоже, от психолога не избавиться.

– Ну ладно, признаюсь, только не смейтесь.

– Я внимателен ко всем и никогда не допущу бестактности, – заверил Патрик.

Я разбудила в себе актрису Мерил Стрип, не меньше, и проникновенно сказала:

– Глупо, но меня трясет при виде людей, одетых в черное.

– Сочувствую, – сказал Патрик. – Это самый модный цвет, его многие носят.

Меня охватило вдохновение.

– При виде человека, облаченного, словно на похоронах, я еле сдерживаюсь, колени подгибаются, руки холодеют, уши, наоборот, горят огнем, подступает тошнота, сердце колотится.

– Паническая атака, – пробормотал Патрик, – вы не замерзли? Ежитесь и сгорбились!

– Поеду, поищу Рипа, – воскликнула я и, не дожидаясь реакции собеседника, порулила вперед.

– Не сворачивайте с дорожки, – заботливо крикнул мне вслед психолог. – Вдруг там за деревом стоит черный-пречерный человек?

– И держит торт, откуда в полночь высовывается черная рука и душит девочек-мальчиков, – ухмыльнулась я.

Патрик рассмеялся, а я покатила дальше. Внезапно я уловила тихий шорох в неосвещенной части сада. Надеюсь, Рип не роет землю, некоторых собак мясом не корми, дай соорудить подземный ход.

Вымощенная плиткой тропинка оборвалась, впереди виднелась лужайка.

– Рип! – крикнула я. – Иди сюда!

Я всмотрелась во тьму. Как я уже говорила, из экономии Софья зажигала лишь пару тусклых фонарей у веранды дома и на дорожке. Но сегодня стоит тихий ясный вечер, на небе ярко горит луна, ее света вполне хватило, чтобы разобрать: у самого забора возле большого дуба копошится черная тень.

– Рип, немедленно возвращайся, – возмутилась я, – не все можно есть, надеюсь, ты не нацелился на лягушку или несчастную мышку. Эй, Рип, имей в виду, грызуны – переносчики бешенства.

У моих ног послышалось шуршание, сопение, и я увидела лохматую мордочку. Щенок, цепляясь острыми коготками за плед, влез ко мне на колени. Я удивилась: найденыш растет, словно мухомор под летним дождиком, похоже, он прибавляет по десять сантиметров в день, и уже размером почти с Хуча. Только серая тень у ограды длиннее, она вроде стоит на задних лапах, передними шарит по стволу дерева.

Внезапно над головой послышался тихий шелест и голос:

– Человек.

Я чуть не вывалилась из коляски. Сердце застучало отбойным молотком, спина вспотела, а по шее побежали мурашки. Шелест усилился, моего плеча что-то коснулось.

  43  
×
×