Вьюга

– Ты имеешь в виду Воллера? Какое они имеют к этому отношение? Спускаемся вниз.

– Нет, я не хочу идти туда, пока они здесь.

– Тогда я пойду одна.

– Гудрун, оставь мальчика в покое! Это породит только зло.

– Для них, да. На это я и рассчитываю.

– Для нас тоже. Я не позволю. В противном случае убью тебя.

Она угрожающе приблизилась к нему.

– Ты, Эльдар! Откуда такая внезапная слабость?

– Это не слабость, я не меньше тебя не люблю их. Это разум, Гудрун!

Выражение враждебности и жажды мести в ее глазах потухли, появились проблески хитрости и коварства.

– Хорошо, я не буду. Я пошла. Идешь со мной?

– Нет, я не выношу их. Подожду их отъезда.

Гудрун легко сбежала по тропинке и оказалась во дворе.

– Ой, ой! – издевательски воскликнула она. – Никак к нам пожаловали коробейники?

Глаза Виллему, в которых на секунду вспыхнул огонь надежды, снова потухли. Она сдержалась и только вежливо сообщила, зачем они приехали.

– Какая добросердечность! – воскликнула Гудрун, съедая глазами Тристана. – Это твой родственник?

– Да, кузен. Тристан Паладин.

– Что ты говоришь? В последний раз я видела его семилетним. Здравствуй, – сказала она, протянув руку. – Меня зовут Гудрун. Добро пожаловать!

Лицо Тристана вспыхнуло краской свекольного цвета. Он даже не смог сказать, что крестьянской девушке не положено здороваться за руку с представителем рода Паладинов, ей следовало бы присесть в глубоком и почтительном реверансе. Растерявшись, он пожал ее руку, при этом, не рассчитав свои силы, чуть не сломал ей средний палец. Он по-рыцарски поклонился, так как делал это при дворе.

Улыбка Гудрун была многообещающей.

Виллему удивилась: откуда такая внезапная благожелательность, но времени на разговоры у нее не было. Она снова взвалила на плечи мешок и отнесла его в амбар. Гудрун продолжала стоять и разговаривать с Тристаном. Тот, словно вьющееся растение, весь искрутился и извертелся. Казалось, он никогда в жизни не видел ничего более красивого.

Когда Никлас вышел из амбара, она вбежала в дом.

– Ну, все. На телегу!

Из дома вышел хозяин хутора.

– Мы заплатим, – вызывающе произнес он. – Милостыни мы не примем.

Никлас задумчиво посмотрел на него и склонил голову в знак согласия.

– Естественно. Никакого разговора о милостыне и быть не может. Наш долг вознаграждать наших хуторян. Скажем так. Вы можете придти во вторник через четырнадцать дней и поработать несколько дней на ремонте конюшни в Линде-аллее? Одна из ее стен обваливается, а зимой могут быть сильные бури. Отремонтировать конюшню нам необходимо.

– Мы придем, – произнес с кислой улыбкой хуторянин.

Медленно, против своего желания, забралась Виллему на телегу. Теперь у нее не будет никакого повода снова приехать в Черный лес.

Она сидела и молчала, пока телега ехала лесом. Тристан также молчал, но она этого не замечала. Остальные двое живо болтали…

Внезапно она вздрогнула и почувствовала, как загорелись ее щеки. Какая-то фигура загородила им дорогу.

Никлас остановил быков.

– Где это вы были? – спросил Эльдар, хотя прекрасно знал это.

Никлас спокойно ответил:

– Мы продали ячмень и посевные семена твоему отцу.

– Продали?

– За то, что вы через несколько дней придете в Липовую аллею и поработаете. Строительные работы. Ты придешь?

Эльдар выглядел так, будто хотел протестующе вспыхнуть, но взял себя в руки и произнес:

– Подумаю.

Затем он отошел в сторону и пропустил телегу.

На Виллему он всего лишь бросил один молниеносный взгляд. Но, когда она повернула голову, она увидела его на лесной дороге. Взгляды их встретились, и Виллему не отвела глаз. Она почувствовала, как закружилась голова, когда заглянула в эти узкие, наполненные враждой глаза, которые удалялись все дальше и дальше, по мере того, как телега продвигалась вперед. Поворот дороги прервал контакт быстрее, чем она хотела.

Остаток пути вплоть до ворот Гростенсхольма она сидела молча. Чувство восторга и ликования захватило ее. Во дворе дома радость жизни вынудила ее воздеть руки к небу, сильно потянуться и весело крикнуть.

– Так приятно вернуться домой? – сухо спросил Никлас. – Да, те люди действительно производят удручающее впечатление.