51  

– Стив, позволь мне кое-что тебе сказать… – И одним движением руки Сэм сорвал с белой рубашки Стива все пуговицы. – Мы очень странные южане. И нам не нравятся такие, как ты. Мы давно уже наблюдаем за тобой, Стив, и думаем, что с тобой делать, но с сегодняшней ночи мы больше не в силах думать о тебе. – Он сорвал со Стива остатки рубашки.

– Вы собираетесь высечь меня кнутом? – спросил Стив, глядя на свою обнаженную грудь.

– Нет. Мы приготовили кое-что получше, – Сэм сделал резкий жест головой. – Ведите его в палатку.

– Нет!

Но его уже выдернули из машины и потащили в темную палатку, над которой висел фонарь. Во все стороны заплясали тени. Похитители ремнями привязали Стива к столу и встали вокруг, загадочно улыбаясь про себя. Над головой Стив увидел вывеску: «ТАТУИРОВКИ! ЛЮБОЙ РИСУНОК, ЛЮБОЙ ЦВЕТ!» Он почувствовал подступающую тошноту.

– Угадай, что я с тобой сделаю, Стив? – Сэм закатал рукава, обнажая волосатые руки с наколотыми на них длинными красными змеями. Послышалось звяканье инструментов и бульканье перемешиваемой жидкости. Лица похитителей склонились над Стивом с неподдельным интересом. Стив недоуменно заморгал глазами, и вывеска «ТАТУИРОВКИ» поплыла и растворилась в воздухе нагретой палатки. Стив глядел на эту вывеску и не мог отвести взгляда. «ТАТУИРОВКИ. Любой Цвет. ТАТУИРОВКИ. Любой цвет».

– Нет! – вскричал он. – Нет!

Но они уже отпустили ремни на его ногах и ножницами срезали брюки. Он лежал совершенно голый.

– Да, да, Стив, да!

– Вы не можете этого сделать!

Он уже понял, что они собираются сделать. И начал визжать.

Едва Стив успел крикнуть: «На помощь!» – Сэм спокойно и осторожно залепил губы Стива клейкой лентой.

В руках у Сэма Стив разглядел блестящую серебряную иглу для татуировки.

Сэм склонился к нему, близко-близко. Он говорил настойчиво и спокойно, словно рассказывая что-то по секрету маленькому ребенку.

– Вот что я собираюсь сделать с тобой, Стив. Сначала я раскрашу твои руки до плеч в черный цвет. Потом я раскрашу твое тело в черный цвет. А потом я выкрашу твои ноги в черный цвет. И наконец, мой друг Стив, я вытатуирую тебе лицо. В черный цвет. Самый черный, какой только бывает в природе, Стив. Черный, как чернила. Черный, как ночь.

– М-м-м-м-м-м, – завыл Стив с заклеенным ртом.

Крик выходил через ноздри, придушенный крик. Его легкие разрывались от крика, его сердце разрывалось от крика.

– А когда мы закончим, – продолжал Сэм, – ты сможешь спокойно вернуться домой, собрать вещи и убраться из своей квартиры. Никто не захочет, чтобы в ней жил черномазый. И не важно, как ты таким стал, Стив. Ну, ну, не дрейфь, это почти не больно. Я так и вижу, как ты, Стив, возможно, переедешь жить в негритянский район. Будешь жить там один. Твой домовладелец не станет держать тебя у себя: новые постояльцы могут подумать, что ты ниггер, который врет, что у него была белая кожа. Домовладелец не может позволить себе рисковать клиентами, так что ты окажешься на улице. Возможно, ты подашься на Север. Устроишься на работу. Не такую работу, как сейчас – агент по продаже железнодорожных билетов – нет. Это будет работа носильщика или чистильщика обуви, а, Стив?

Снова крик. Рвота двумя фонтанами брызнула из ноздрей Стива.

– Сорвите ленту! – приказал Сэм, – иначе он захлебнется.

Сорванная лента обожгла губы.

Когда Стива перестало рвать, похитители снова заклеили ему рот.

– Уже поздно. – Сэм посмотрел на часы. – Пора приступать, если мы хотим покончить с этим делом.

Влажные лица склонились над столом. Послышалось негромкое жужжание электрической иглы.

– А будет забавно, – сказал Сэм откуда-то с высоты, вонзая иглу в обнаженную грудь Стива и прошивая ее черными чернилами, – если Стива однажды застрелят за изнасилование. – Он помахал Стиву рукой. – Прощай, Стив. До встречи на задней площадке трамвая!

Голоса стали постепенно затихать. Стив закрыл глаза, где-то глубоко внутри его не прекращался жалобный вой. Он слышал шелест голосов в летней ночи, видел Лавинию Уолтерс где-то в прошлом, идущую по улице с ребенком на руках, видел поднимающиеся из воды пузырьки и что-то, свисающее со стропил, и чувствовал, как игла вгрызается и вгрызаемся в его кожу, навсегда, навсегда. Он плотно зажмурился, чтобы побороть панику, и вдруг в голове его остались лишь две совершенно отчетливые мысли: завтра он купит пару новых белых перчаток, чтобы прикрыть руки. А потом? Потом разобьет все зеркала в своей квартире.

  51  
×
×