53  

Ибо фотографии «оуки» в этом журнале были – о господи! – это были фотографии тех самых людей, тела которых я нашел у дороги!

Однако, вчитавшись, я понял, что эти фото были сделаны всего несколько недель назад в Нью-Йорке и на них были изображены люди, одетые в стиле «оуки».

Одежда на них была новой, но нарочно сделана так, чтобы выглядеть пыльной и поношенной, и любой желающий может прийти в универмаг и купить эта старые вещи по новым ценам и мысленно перенестись на шестьдесят лет назад.

Не знаю, что произошло со мной потом. Я словно ослеп: жар бросился мне в голову, глаза налились кровью. Я услышал чей-то неистовый крик, это был мой крик:

– Черт! О боже!

Скомкав журнал, я пристально поглядел на свой мотоцикл.

Ночь была холодная, но я почему-то был уверен, что мне необходимо ехать куда-то на своем мотоцикле. Я долго гнал его сквозь осеннюю непогоду, изредка останавливаясь. Я не знал, где я, мне было все равно.

А теперь я расскажу вам еще кое-что, чему вы не поверите, хотя, когда я расскажу до конца, может, и поверите.

Вы когда-нибудь попадали в действительно большую бурю? Такую, какие проносились над Канзасом и Оклахомой в тридцатые. Глядя на фотографии или слыша это название, вряд ли вы можете представить себе, каково это, когда люди, застигнутые диким ветром, не видят перед собой горизонта, не знают даже, который час. Ветер дул с такой силой, что сметал с лица земли фермы, срывал крыши домов, опрокидывал мельницы. Буря уничтожила множество проселочных дорог, которые обращались в месиво рыжей грязи.

Во всяком случае, посреди такой бури, когда пыль режет глаза и забивает уши, вы теряете ориентацию и забываете, какой сейчас день или год, и гадаете, не случится ли с вами что-нибудь страшное, а может, оно не так уж и страшно, но оно случается, оно уже происходит с вами.

Вот такая огромная буря ревела вокруг, и, когда она налетела, я ехал по дороге на своем мотоцикле. Мне пришлось остановиться, поскольку я решительно ничего не видел. Я стоял вот так, и солнце садилось в тучи пыли под завывание ветра, и мне впервые было страшно. Я даже не знал, отчего мне было страшно, но я долго стоял и ждал рядом со своим мотоциклом, и наконец, когда ветер вдруг как-то разом улегся, на восточном горизонте показался какой-то старый драндулет, который медленно-медленно тащился по Дороге 66; это был открытый автомобиль, заднее сиденье которого было завалено тюками, сбоку примостился пузырь с водой, из радиатора валил дым, а ветровое стекло было покрыто таким слоем пыли, что человеку за рулем приходилось вести машину почти стоя, чтобы видеть поверх стекла дорогу.

Еле переваливаясь, машина поравнялась со мной, и тут у нее как будто кончился бензин. Человек за рулем посмотрел на меня, а я на него. Он был, даже сидя, высокого роста, лицо худое и руки на руле худые. На голове у него была мятая шляпа, а на лице трехдневная щетина. Глаза его смотрели так, словно он вечно скитался среди ночной бури.

Он ждал, что я заговорю первым.

Я подошел и, не найдя ничего другого, спросил:

– Вы заблудились?

Он посмотрел на меня своими спокойными серыми глазами. Его лицо не шевельнулось, двигались лишь дубы:

– Нет, пока нет. Это «Даст Боул»?

От неожиданности я отступил назад и произнес:

– Я не слышал этого названия с тех пор, как был еще мальчишкой. Да, это «Пыльная Буря».

– А это Дорога шестьдесят шесть?

Я кивнул.

– Я так и предполагал, – сказал он. – Значит, если я поеду дальше, то приеду туда, куда мне нужно?

– А куда вам нужно?

Он взглянул на мою полицейскую форму и как-то сразу ссутулился.

– Думаю, мне нужно в полицейский участок.

– Зачем? – спросил я.

– Потому что, – продолжал он, – кажется, мне нужно сдаться властям.

– Ну что ж, может быть, вы сдадитесь мне. Но зачем вы хотите это сделать?

– Потому что, – сказал он, – кажется, я убил несколько человек.

Я оглянулся назад и посмотрел на дорогу, над которой оседала пыль.

– Вон там? – спросил я.

Медленно-медленно он оглянулся и покачал головой.

– Точно, там.

Вдруг снова поднялся ветер, сгустив тучи пыли.

– Давно? – спросил я.

Он закрыл глаза.

– Где-то несколько недель назад.

– Что за люди? – спрашивал я. – Вы убили их? Сколько их было?

Он открыл глаза, его ресницы дрожали.

– Четверо, нет, пятеро. Да, пятеро, все мертвы. Отмучились. Вы принимаете мою явку с повинной?

Я колебался: что-то тут было не так.

  53  
×
×