Чудовище

— Да, да, Кристер…

Она села на стул. И они снова с разочарованием заметили пустоту в ее взгляде.

Но за этой внешней пустотой таилось что-то еще.

Они понимали, что ей кажется странным, что ее вернули в ее собственный дом, но она была настолько неуверенной в себе, что не смела даже протестовать.

— Где Вильяр? — снова спросила она.

— Он спит в своей постели, — сказал священник. — Хеннинг теперь у него.

— Хеннинг… — нежно прошептала она.

После этого она успокоилась, сложив на коленях руки. Малин заметила, какими замерзшими они кажутся посреди лета. Наверняка она отморозила во время плавания руки, хотя и не так сильно, как Вильяр. И Малин с волнением думала, как он защищал ее от холода, рискуя при этом своим здоровьем.

Белинде явно нужно было что-то сказать, она никак не могла начать есть.

— Кто… Кто это был только что у меня? — спросила она.

— Никто у тебя не был, — удивленно ответила Малин. — Мы дали тебе возможность поспать. Белинда с беспокойством заерзала на стуле.

— Но кто-то был у меня. Тот, который сказал: «А теперь попытайся пошевелить мозгами, старая дура!»

— Это галлюцинации, — пояснила Малин. — Будет лучше, если ты поверишь мне.

Отложив в сторону вилку, Белинда встала из-за стола.

— Я пойду к Вильяру, — сказала она.

— Нет, не надо, — торопливо произнесла Малин и взяла ее за руку. — Вильяру нужен покой, он болен еще серьезнее, чем ты. — Значит, он нуждается во мне. Я должна…

— Нет, — сказал священник, осторожно усаживая ее на место. — Ты и так долго ухаживала за ним и делала это очень хорошо. Теперь возле него дежурит Хеннинг, и Вильяру не нравится, когда кто-то ходит по комнате, в особенности если это будешь ты, Белинда! В данном случае это так.

— Но Вильяр всегда заботился обо мне. И теперь я должна…

Вспомнила ли она, что было между ними? Или ей припомнилось время, проведенное на Липовой аллее?

— Не хочешь ли ты узнать, что произошло с тобой за эти два года? — дружелюбно спросила Малин. — Священник мог бы рассказать об этом.

Ее тонкие пальцы нервозно коснулись ножа и вилки, и она покорно села за стол. Малин прошептала мальчикам, чтобы они отправлялись спать, но те не хотели, и у нее в данный момент не было сил, чтобы препираться с ними.

— Тогда сидите тихо, — скомандовала она.

Ульвар кивнул в знак согласия.

И священник рассказал Белинде все, что ему было известно об их пребывании в Дании. Он говорил все это с расчетом на то, что разум ее был поврежден, но что она теперь мыслит яснее, чем это было последние два года, что внушало им радость и надежду.

Белинда слушала и кивала. Она сама понимала, что с соображением у нее не все в порядке.

— Ты что-нибудь помнишь? — осторожно спросил священник.

— Какие-то обрывки… — ответила она, проведя рукой по глазам. — Я помню, что Вильяр кашлял кровью. И я так боялась потерять его навсегда. Вы же знаете, у меня есть только он. Будто бы они этого не знали!

— Я помню некоторые детали. Я узнаю ваш язык, пастор. И я помню шуршание накрахмаленной одежды диакониссы. И солнечные пятна на больничном потолке. Запах отвратительной маленькой хижины… Когда вы об этом рассказывали, пастор, я стала вспоминать все это.

— Ты понимаешь, что становишься самой собой! — с улыбкой сказала Малин. — Ты говоришь намного осмысленнее, чем в самом начале, когда ты только приехала.

Белинда смущенно кивнула.

— И все-таки чего-то я не понимаю, — прошептала она самой себе. — Как я стала такой? И как мы попали в Данию? Этого я не понимаю!

И тогда священник рассказал, стараясь быть предельно осторожным, о гибели «Эммы». Малин добавила, что Вильяр и Белинда возвращались домой, навестив его старшего брата Йолина. Их судно затонуло, и маленькую шлюпку прибило, очевидно, к датскому берегу.

Побледнев, Белинда уставилась на них. Им показалось, что к ней снова возвращается понимание.

— Нет! Нет! — воскликнула Белинда. — Нет, я не хочу этого! Этого не было! Я не могу, не могу…

Малин подумала, что ее сейчас стошнит, и повела ее на кухню, поставила перед ней ведро.

— Ну, ну, — успокаивала она ее, — Вот сюда, не стесняйся…

Ей казалось, что из отравленной души Белинды должно выйти какое-то зло.