Паромщик

— Каким образом она добиралась до суши? — лаконично спросил Свег. — Она что, летала со своим экипажем и всем остальным?

— Я не знаю, — улыбнулся Сандер. — Но на острове росла вечнозеленая роща, и там находилась ее повозка, скрытая под покрывалом. Это покрывало мог трогать только ее верховный жрец. Он мог предчувствовать, когда Нертхюс окажется возле своей повозки в потайном месте и почтительно сопровождал ее на протяжении всего пути. Повозка была запряжена коровами…

— Как прозаично, — заметил Свег.

Сандер улыбнулся, сохраняя серьезность в глазах.

— С собой она несла не только добро, но и зло. В тех местах, где она появлялась, люди складывали все оружие наземь, все железное запиралось на замки и засовы, а жители праздновали ее посещение на протяжении нескольких радостных дней. Возможно, с довольно дикими ритуалами плодородия, но об этом мы знаем мало.

— Более? — поинтересовался Свег.

— Да, — кивнул Сандер. — И вот, когда богиня получала достаточно много даров от людей, жрец доставлял ее обратно на священный остров. Там повозка, покрывало и сама богиня должны были быть омыты в озере рабами, которых затем сразу же топили в воде. Я думаю, приносили в жертву.

— Как мерзко, — прошептала Аделе.

— Э-э-э-э… — протянул Свег. — Она была современницей этих… э-э-э-э… брактеатов?

— Если принять во внимание, что верования медленно добирались с континента в Норвегию, они были здесь одновременно, — ответил Сандер. — Во времена Меровингов.

— Сдается мне, что дело начинает запутываться, — хмуро сказал Свег. — Время Меровингов — примерно с 600 по 800 годы после Рождества Христова, так ты сказал?

— Точно.

— А теперь эта история с тем злобным человеком, который совершил что-то несправедливое с таким же злобным паромщиком. «Много сотен лет назад». Теперь вот что: двадцать пять лет назад здесь что-то произошло. Да, да, я не говорю уже об этих промежуточных историях с привидениями…

— А мне кажется, что мы должны обратить на них внимание, — серьезно сказал Сандер. — Все вместе совпадает, я не понимаю только, каким образом.

— Пусть будет так, но во всяком случае паромщик появился опять, и это произошло двадцать пять лет назад. К тому же какой-то вид жертвоприношения. Или что?

Он говорил достаточно агрессивно. Сандер ответил лишь коротким «Да».

— Хорошо, выйдем наружу, ради Бога, — смягчил свой тон Свег.

Посреди этого ветреного утра они начали кричать, разыскивая Ульсена. Их голоса носились над деревней, как листва на ветру.

Сандер повернулся к Ливору.

— Ты не рассказывал о жутком призраке, у которого уцелела только одна половина лица.

— Раньше я эту историю никогда не слышал, — с улыбкой отвечал молодой крестьянин. — Она, должно быть, старая и до моих времен не дошла. Но я слышал об этой убитой женщине, которая разрушила свой двор. Только забыл рассказать вчера.

— Это произошло в большом доме? Где мы остановились?

— Нет, нет, это в разрушенном доме, там вдали на холме.

— А «посвященные люди»?

— Я никогда не слышал о них. Старая сказка, возможно. Слишком старая для меня.

— Невероятно, как такая маленькая деревня может собрать вокруг себя столько суеверных разговоров, — сказал Свег.

Сами не сознавая этого, они шли почти той же самой дорогой, что и Ульсен этим утром. И подошли к церкви.

Бенедикте замедлила шаг. Ее глаза приняли испуганное выражение.

Сандер слышал об избранных в роду Людей Льда и их трудностях при входе в церковь. Но казалось, что Бенедикте кроме этого беспокоит что-то другое.

— Что с тобой? — тихо спросил Сандер.

— Я не знаю. Я… мне лучше остаться здесь, — сказала она неуверенно.

— Как хочешь. Мне трудно представить себе Ульсена, увлеченного молитвой в церкви, поэтому мы только на минутку заглянем внутрь. И сразу же назад.

— Изящная работа, — сказала Аделе, разглядывая церковь. Свег был невосприимчив к эстетическим тонкостям, он вошел прямо внутрь. Остальные, не считая Бенедикте, последовали за ним.

Они остановились немного нерешительно в дверном проеме, их охватило обычное чувство уважения к религии.

Это была совершенно обыкновенная деревенская церковь, разумеется, без скамеек, но с настоящим алтарем и единственной иконой, большую часть которой занимало изображение распятого Христа. Ничего неожиданного, на первый взгляд.