104  

На том кошмар и закончился, только переменчивая слава короля и кардинала вновь разбудила низменные инстинкты герцога Орлеанского и его кузена, графа де Суассона. Решив, что этому ненавистному кардиналу оказано слишком много чести, в то время как их доблестным усилиям уделено недостаточно внимания, они подготовили заговор с целью уничтожения своего врага. Убийство было решено совершить сразу же по окончании Государственного совета, откуда Ришелье, по обыкновению, возвращался один. Гастон Орлеанский должен был лично подать сигнал, после чего кардинала окружили бы и закололи кинжалами. Дважды герцог Орлеанский, теряя самообладание, упускал подходящий момент. Затем, решив, что заговор раскрыт, оба принца крови[10] ударились в бега, обретя себе пристанище в Седане, и тут же вместе с королевой-матерью обнародовали манифест, призывавший к заключению мира с Испанией и восстанию против Ришелье. Людовик XIII и его министр, не подозревая о заговоре, не придали значения исчезновению этой парочки.

Между тем Мария с не меньшим усердием, чем прежде, предалась захватывающей игре в тайные интриги и скоро обнаружила, что ей явно не хватает денег. Она тут же отписала супругу с просьбой о помощи. Герцог Шеврез, погрязший в долгах, отвечал, что не только лишен каких бы то ни было средств, но и сам рассчитывает на ее помощь. Он настоятельно советовал своей супруге просить у короля прощения за свои ошибки, бросить свою гордыню ему под ноги и вернуться ко двору, этому рогу изобилия, которым она умеет столь филигранно пользоваться.

Взбешенная Мария попросила совета у одного из своих довольно близких друзей, лейтенанта криминальной полиции Тура де Сен-Жюльена. Он был очень неглупым, но очень самовлюбленным типом. Полученный совет ее не слишком обнадежил, но Мария решилась применить его на практике. Она предприняла попытку раздела всего имущества, потребовав погашения ее долгов, примерно 500 000 ливров, оплаты содержания двух домов по 100 000 ливров и по 6000 ливров для каждой из дочерей, пребывавших в аббатстве Жуарре, и в собственное владение особняк Шеврезов, понимая, что муж не выплатит и тех 300 000 ливров, назначенных за продажу особняка в Люинессе. Судебная тяжба решена была в ее пользу благодаря прямому вмешательству королевы. Клода де Шевреза обязали выплатить 500 000 ливров, а сумму пансиона подняли до 8000 ливров. Вернули герцогине и особняк, но обязали ее возместить своему мужу издержки за сделанный ремонт. Что касается долгов, заседание суда предоставило супругам разбираться с ними самолично.

Конечно же, герцог де Шеврез не заплатил ей ни гроша, продолжая жить на улице Сен-Тома-дю-Лувр, а случавшиеся поступления тут же направлял в Кузьер. На счастье Марии, славный епископ неизменно был готов прийти ей на помощь. Да и как же тут откажешь, когда в прекрасных глазах герцогини блестят слезы?!

Тем временем в Париже Людовика XIII ждало мучительное испытание: Луиза де Ла Файетт, не в силах более бороться со своей любовью, бросилась не в объятия короля, а в монастырь, следуя долгу и заповедям Господа. И 19 марта 1637 года она попрощалась с королем, затем с королевой, а потом и с расчувствовавшейся – в кои-то веки! – свитой. Перед тем как покинуть Лувр, она зашла в свою комнату, чтобы закончить приготовления, и в окне увидела Людовика, поспешно садящегося в карету – он увозил в Версаль свою боль. Свою боль и покорность судьбе.

«Она действительно была мне дорога, – напишет он позже, – но если Господь призвал ее на службу к себе, у меня нет никаких прав этому противиться...»

Молодая девушка смотрела ему вслед и плакала.

– Увы! Я больше никогда его не увижу... – шептала она, сотрясаясь от рыданий.

Видеть его она будет, напротив, довольно часто, только теперь сквозь решетку монастырских окон. Монастырь этот, Явления Пресвятой Богородицы, располагался на улице Сен-Антуан.[11] Теперь они были разлучены навсегда. Страдающий король стал еще более раздражительным, что главным образом отражалось на его близких. Между королевой и Людовиком словно выросла ледяная стена. Людовик, конечно же, знал, что его жена водится со своими братьями, принимает их, но не представлял, сколь откровенная информация содержится в посланиях, отправляемых через курьеров. Мог ли он предположить, что королева осмелится сообщать в них обо всем, что было ей известно: имена тайных агентов, планы обороны, содержание переговоров с другими государствами? В Валь-де-Грасе она была занята отнюдь не молитвами.


  104  
×
×