— Проклятье! — орал он. — Где она? Здесь? Или я опоздал?
— Уходи, — сказала взбежавшая на чердак мать. — Ты что, ослеп? Она ушла и может не вернуться ни сегодня, ни завтра.
Йоан Ужасный, он же Неправедный, злобно пнул песок у изголовья спящей девушки, а затем схватил ее за запястье и попытался нащупать пульс.
— Проклятье! — проревел он снова. — Прикажи ей вернуться! Она мне нужна!
— Ты что, не слышал, что я тебе сказала? — шагнула вперед мать. — Не трогай ее. Ее нужно оставить в покое.
Трансильванский изверг раздраженно оглянулся. Его длинная рябая физиономия густо налилась кровью и не выражала ровно ничего, кроме тупой жестокости.
— Куда она улетела? Я должен ее найти.
— Она может быть в босоногом мальчишке, который носится сейчас по лугу, — сказала мать. — Или в раке, засевшем под корягой в ближайшем ручье. Или она смотрит на мир глазами старика, играющего в шахматы в скверике перед парком. А может, — по ее губам скользнула издевательская улыбка — она сейчас здесь, смотрит на тебя и лопается от смеха. Да, ты очень бы ее посмешил.
— Как? — Йоан тяжело повернулся. — Если б я знал…
— Да нет ее здесь, конечно же нет, — остудила его мать. — А если б и была, ни ты, ни я не могли бы это узнать. А зачем она тебе понадобилась?
Кошмарный дядюшка помолчал, вслушиваясь в далекий колокольный звон, а затем злобно мотнул головой.
— Что-то такое… внутри… — Не договорив, он наклонился к мирно спящей девушке. — Сеси! Вернись! Ты же можешь, если захочешь!
В чердачное окошко вливались потоки солнца. Под сонными руками Сеси текли вековые пески. Вдали опять зазвонил колокол, и Йоан наклонил голову, тревожно вслушиваясь в этот сонный полуденный звук.
— Я надеялся на нее. Весь прошлый месяц меня обуревали жуткие мысли. Я почти уже собрался сесть на поезд и поехать за помощью в город. Но Сеси может убрать эти страхи. Она может смести всю грязь и паутину, обновить меня, ты понимаешь это? Она должна мне помочь.
— После всего того, что ты устроил для Семьи? — прищурилась мать.
— Я ничего не устраивал!
— Когда у нас не нашлось для тебя комнаты, потому что Дом был полон под завязку, ты проклинал нас…
— Вы всегда меня ненавидели!
— Возможно, мы тебя боялись, но твоя жуткая история давала все к тому основания.
— Это еще не причина указывать мне на дверь!
— Очень даже причина! И все равно, если б у нас нашлось место…
— Ложь, ложь и еще раз ложь!
— Сеси не станет тебе помогать. Семье бы это не понравилось.
— Будь проклята эта Семья!
— Ты уже нас проклял. За последний месяц кое-кто из членов семьи исчез. Ты треплешь языком в городе. Еще немного — и за нас возьмутся.
— А что, могут и взяться! Я напиваюсь и начинаю болтать. Если вы мне не поможете, я буду пить еще больше. Проклятые колокола! Сеси может сделать, чтобы они не долдонили!
— Эти колокола, — сказала мать. — Когда они начали звонить? Как давно ты их слышишь?
— Давно? — Он замолчал и прикрыл глаза, вспоминая. — С того времени, как вы захлопнули дверь у меня перед носом. С того времени, как я пошел и…
— Напился и разболтался, и сделал так, что над нами задули враждебные ветры.
— Я ничего такого не делал!
— У тебя на лице все написано. Ты говоришь одно и тут же угрожаешь другим.
— Так вот, послушай тогда меня, — ощерился Йоан Ужасный. — И ты, сонная, — повернулся он к Сеси, — ты тоже послушай. Если к закату ты не вернешься, не перетрясешь мой мозг, не очистишь мою голову…
— Так у тебя есть на такой случай полный список всех нас, и ты своим пьяным языком сделаешь его всеобщим достоянием?
— Это ты сказала. Я этого не говорил.
Йоан замер и плотно зажмурился. Дальний звон, святый, святый, святый звон звучал все громче, и громче, и громче…
— Ты слышала, что я сказал? — взревел он, стараясь перекричать проклятые колокола.
А затем попятился и выбежал из чердачной каморки.
Тяжелые башмаки прогрохотали по лестнице, по прихожей, затем хлопнула дверь, и в Дом вернулась тишина. И только тогда высокая бледная женщина взглянула на мирно спящую Странницу.
— Сеси, — позвала она вполголоса. — Вернись домой.
Ответом ей была тишина. Мать подождала несколько минут, но Сеси так и не проснулась.
Йоан Ужасный, Неправедный пересек скошенный луг и начал блуждать по улицам городка, разыскивая Сеси, подозревая ее в каждом ребенке, страстно облизывающем мороженое, в каждой блохастой собачонке, деловито трусящей в страстно предвкушаемое никуда.