Ромео с большой дороги

Поражаясь собственным чувствам, я дернула «сыночка» за рукав:

– Пошли.

– Куда? – грустно осведомился Тёма.

– В столовую. Съедим по булочке с маком.

– Что-то мне на душе тяжело, – неожиданно признался гость.

– Вкусная выпечка – лучшее средство от печали, – улыбнулась я.

– Танечка не передумает? – с надеждой спросил Тёма.

– Зачем тебе Борейко? – возмутилась я. – Фальшивая блондинка с искусственным бюстом! Таню интересуют лишь богатые женихи.

– Я не беден, – гордо выпрямился дурачок, – у меня торговля.

– Никто не называет тебя нищим, – устало парировала я, – не о том речь. Но Таня обратит внимание лишь на человека с очень большим состоянием. Не обижайся, Тёма, этот мир держится не на олигархах, а на простых людях. Богатство еще не означает, что его владелец – человек, с которым можно пойти в разведку. Не в деньгах счастье. Банальная фраза, но она не потеряла своей актуальности. Помнишь фильм «Золушка»? Там один из героев говорит: «Никакие сокровища мира не способны сделать ножку маленькой, а душу большой». Может, процитировала не совсем точно, но смысл высказывания передала верно.

– Я только боевики люблю, – вздохнул Тема, – и еще комедии, с этим… который рожи корчит. А насчет денег ты не права, капитал – это свобода. Ладно, где булочки с маком? Подумал о них, и вроде как есть захотелось.

На следующий день около одиннадцати утра я, оставив машину на Волгоградском проспекте, бодро пошагала к двенадцатиэтажной башне из серых блоков. Время для визита к Алевтине Кулькиной было выбрано отнюдь не случайно. Если приехать раньше, то рискуешь нарваться на детей и внуков дамы, собирающихся кто на работу, а кто на учебу. Прикатить после полудня тоже рискованно, Алевтина может отправиться по магазинам.

Стараясь не дышать, я поехала в лифте на десятый этаж. Ну почему некоторые люди используют подъемник в качестве бесплатного сортира? Неужели им самим приятно потом пользоваться изгаженной кабиной? И отчего российские ученые до сих пор не придумали антивандальных лифтов? Могу подарить идею: начал кто-то в таком писать, а его в ответ бьет током. Думаю, живо бы отпала у подобных «людей» охота безобразничать.

Судорожно вздрогнув, подъемник остановился и со скрипом раздвинул двери, я, искренно изумленная собственной кровожадностью, выпала на лестничную площадку, сделала два судорожных вздоха и увидела дверь, самую простую, не железную, с номером 120 на потертом дерматине. Повесив на лицо улыбку, нажала на звонок, и в ту же секунду загремел замок, створка распахнулась.

– Левушка! – возвестила появившаяся в поле моего зрения старуха. – Вернулся, милый, дождалась тебя! А где скрипочка? Ты забыл ее в аэропорту? Ай-яй, нехорошо, сейчас папе пожалуюсь. Гриша, Гриша! Левушка приехал! Вот безобразник, инструмент потерял. И что теперь делать с мальчиком? Наказать? Гриша, выйди! Ну беда! Чуть что случается, Гриша в кусты!

На всякий случай я обернулась – вдруг за спиной стоит неведомый Левушка? Но на лестничной клетке перед квартирой находилась лишь я.

– Гриша, Гриша! – продолжала надрываться бабуся.

В коридоре показалась тоненькая девичья фигурка, затянутая в джинсы.

– Бабушка, успокойся! – закричала девушка.

– Левушка приехал!

– Вот и хорошо, – кивнула девушка, приближаясь ко мне. – Привет, Лева!

– Здорово, – ответила я, ощущая себя любимой клиенткой психиатрической клиники.

– Но он скрипочку потерял, – настаивала бабушка, – плохой мальчик!

– Отвратительный, – согласилась девушка и, подмигнув мне, громко спросила: – Где Страдивари?

– В машине лежит, – поддержала я более чем странную беседу, – под охраной сотрудников страховой компании, где скрипочка на учете.

– Вот видишь, бабушка! – воскликнула собеседница. – Полный порядок. Лева тут, пиликалка с ним, можешь пойти послушать телик.

Бабуся развернулась и посеменила в глубь квартиры.

– Меня Инной зовут, – представилась девушка.

– Даша, – старательно улыбнулась я.

– Спасибо, что подыграли, – поблагодарила Инна. – А то некоторые не понимают и начинают спорить: «Я не Лева! Что за скрипка?» Бабуся тут же принимается рыдать, в общем, беда.

– Похоже, у старушки склероз, – вежливо заметила я.

Инна безнадежно махнула рукой.

– Маразм. Глубокий. Вылечить ее нельзя, оставить одну дома невозможно, пришлось установить дежурство. Бабуля не агрессивная, она милая, просто с фикс-идеей. Мой дядя очень давно эмигрировал в Америку, связь с ним потеряна, мама не знает, жив ее брат или нет, а бабушка ждет Леву.