Ромео с большой дороги

– Куда? – прохрипел он, не открывая глаз.

– Внутрь, – ответила я.

– К кому?

– К Алевтине Кулькиной.

– Проходи, – прошептал старичок, снова медленно погружаясь в сон. – Бахилы напяль, пять рублев в копилку положь!

– А где она? – попыталась я вытащить дедулю из крепких объятий Морфея.

– Тама, – обморочно пояснил дедок, – на тумбочке.

Я повертела головой и увидела картонную коробку из-под обуви, в крышке которой чья-то не слишком аккуратная рука прорезала дырку.

– Куда? – вдруг дернулся дедушка.

Я удивилась:

– Вы меня спрашиваете?

– Куда? – вяло повторил пародия на секьюрити.

– Внутрь.

– К кому? – продолжил дедуська, мерно потрясывая головой.

Ощутив себя героиней фильма «День сурка», я покорно ответила:

– Хочу увидеть Алевтину Кулькину.

– Проходи, бахилы напяль, пять рублев в копилку положь!

Диалог настолько заворожил меня, что абсолютно автоматически я завершила его вопросом:

– А где она?

– Тама, на тумбочке, – кашлянул охранник.

Я вновь глянула на коробку. Интересно, кто выдает бахилы? В непосредственной близости от «кассы» не видно было контейнера с этими полиэтиленовыми мешочками на резинках.

– Куда? – снова встрепенулся дед.

– Внутрь.

– К кому?

– К Алевтине Кулькиной.

– Проходи, бахилы напяль, пять рублев в коробку положь.

Мне стало смешно. Похоже, в бравого охранника засунут диск с примитивной программой. Через каждые три минуты находящийся в коматозе старичок выдает нужный текст. Может, он вообще не человек, а робот?

Память неожиданно подсунула воспоминание. Вот я, безалаберная третьекурсница, тоскую на семинаре по французской литературе. За окнами аудитории бушует зеленый май, в столице стоит непривычная для москвичей теплая, ясная, солнечная погода. Абсолютное большинство жителей гуляют в парках и нежатся на пляжах, а несчастные студенты парятся в душных аудиториях, изучая наследие классиков. Сами понимаете, что выполнять домашнее задание никто не собирался. Я не была исключением, поэтому сидела тихо-тихо, не желая обращать на себя внимание преподавательницы Эммы Сергеевны, старейшего профессора института, жуткой зануды и оголтелой фанатки зарубежной литературы девятнадцатого века.

Но, видно, таково уж было мое счастье. Эмма обвела взором ряды столов и велела:

– Васильева! Даша, иди к доске!

Тут следует добавить, что Эмма Сергеевна, справившая восьмидесятилетие, вела занятия по старинке. В ее голове, слегка тронутой склерозом, прочно засело убеждение: все студиозусы отвратительные лентяи, они глотают накануне экзаменов знания непрожеванными кусками, кое-как удерживают их до испытаний, а получив отметку, мигом забывают про Золя – Бальзака – Гюго – Мопассана. Основную массу профессуры подобное положение вещей не напрягало. В ведомости стоит «Зачет»? Следовательно, прощайте, ребятки, курс освоен. Но Эмма была профессором старой школы, она наивно желала впихнуть в деревянные студенческие головы крупицы знаний, поэтому ее семинары превращались в пытку, они до боли напоминали уроки литературы в шестом классе общеобразовательной школы. Сначала профессор вызывала к доске студента и требовала изложить домашнее задание. За ответ ставилась отметка и следовал комментарий, вся суть которого сводилась к одной простой мысли:

– Учиться надо лучше. Только тот, кто хорошо овладевает знаниями, имеет шанс попасть в аспирантуру и стать кандидатом наук.

Лично меня бросало в дрожь от этого заявления, меньше всего хотелось навсегда связать свою жизнь с затхлым учебным заведением.

В конце семестра Эмма подводила итоги, и те, у кого получалась чистая пятерка, освобождались от сдачи зачета, остальных доктор наук гоняла по всему курсу.

По непонятной причине я была у Эммы на хорошем счету, но сейчас рисковала потерять расположение дамы. Накануне студентка Васильева гуляла до трех утра и абсолютно не подготовилась к занятиям.

– Ну, – поторопила меня преподаватель, – начинай!

Я набрала полную грудь воздуха и честно призналась:

– Простите, Эмма Сергеевна, слегка не готова к ответу.

– Почему? – совершенно искренно удивилась старуха. – Что помешало самостоятельным занятиям?

– Отравилась, – сказала я почти правду, забыв упомянуть, что непорядок в организме был вызван красным вином плохого качества, выпитым в неумеренном количестве.