Страх

— У кого же ключ?

— У тех, кто работает там. Я никого из них не знаю, поскольку я внештатный дежурный. Вздохнув, Рикард ответил:

— Значит, подождем до утра. Когда придут эти люди?

— Не знаю точно. Часов в восемь или в половине девятого.

— Хорошо, а пока спасибо за помощь.

Полицейские продолжали осмотр дома двух одиноких женщин. Эта работа была не слишком приятной — вторгаться в частную жизнь чужих людей. Но приходилось делать это, чтобы спасти жизнь Агнес Йохансен и многих других людей.

Часы пробили полночь. Прихожане не знали, куда деться от страха.

Половина первого. Час ночи.

Прислушиваясь к бою часов, прихожане переглянулись.

— Пастор Прунк, — сказала одна из женщин, — мир уже погиб?

Из комнатушки Прунка не послышалось никакого ответа. Пастор дулся на всех.

Голос женщины стал более агрессивным:

— Если мир не погиб, то я не понимаю, зачем нам здесь находиться! Ведь здесь опасно. Здесь можно заразиться оспой, быть изнасилованной и я не знаю, что еще!

Через дверную щель послышался сдавленный голос Прунка.

— Успокойтесь! Я весь вечер молюсь, чтобы мир был спасен от гибели. И если так оно и будет, в этом моя заслуга, запомните! Небо вняло моим мольбам, дети мои! Небо вняло!

— Можно подумать, что ты и в самом деле весь вечер молился, — бесцеремонно произнес один из мужчин. Послышались столь же бесцеремонные смешки.

— «Пусть тот, у кого нет грехов, первый бросит в меня камень», — процитировал Прунк с достоинством. — И запомните, мои заблудшие дети: «Дух свободен, тогда как тело пребывает в путах».

— Ты хотел сказать, что тело свободно, а дух пребывает в путах, не так ли? — поддразнил его все тот же непочтительный голос.

Все больше и больше прихожан включалось в эту полемику. Большинство из них были женщины, сами мечтавшие о том, чтобы природа у пастора взяла верх над приличиями, когда кто-то из этих женщин находился наедине с пастором в его каморке. Теперь же они чувствовали себя отвергнутыми и униженными, а от женщины в таком положении милости ждать трудно. Никто больше не разговаривал с Бьёрг, и к Прунку никто больше не питал уважения.

— Ступайте прочь! — театрально восклицал Прунк из своего укрытия. — Ступайте прочь в обреченный на гибель мир и погибайте там! У меня нет в вас больше надобности, в таких нестойких в вере людишках! И не приходите ко мне за помощью, оказавшись среди руин Хальдена! Я один унаследую земное царство, когда все превратится в прах!

Прихожане притихли Некоторые принялись обсуждать друг с другом альтернативные варианты. Ведь, вопреки всему, они на протяжение нескольких месяцев внимали с почтением и страхом своему великому наставнику.

А что, если вдруг… Что, если он окажется прав? Мысль об этом долгое время была их путеводной звездой. Десять тысяч лет земного царствования… Величие. Почет. Слава.

— Мама, я хочу домой, — сказал какой-то ребенок. — Я не хочу больше оставаться в этой отвратительной пещере, здесь так плохо!

— Тише, дитя!

— Мне кажется, — этот мужик просто сдурел! Валяется без штанов на полу! Он думает, что он в сортире, что ли?

Все прыснули от смеха.

Кто-то из мужчин подошел к двери пасторской каморки и постучал.

— Дай нам ключи, Прунк, мы пойдем домой!

— Ступайте, язычники! Отступники! Господь накажет вас в Судный день…

Он осекся, видимо, поняв, что говорить теперь о Судном дне просто неуместно. Ведь уже начался новый день после Судного дня! Совершенно обычный день..

— Я молюсь, — кричал он из-за двери. — Молюсь в поте лица своего, чтобы все человечество было спасено от гибели! Поэтому не мешайте мне!

Двое старушек тайком всхлипнули по поводу своих разбитых иллюзий. Но агрессивно настроенный мужчина не был таким чувствительным.

— Прунк, уже давно перевалило за полночь, но ничего не происходит, — сказал он. — Мы не желаем больше оставаться в этой дыре. Я пришел сюда из-за жены, но теперь с меня хватит! У нас нет никакого доверия к проповеднику, совратившему молодую девушку и…

— Прекрасно, — сердито ответил Прунк. Приняв решение, он, наконец, появился в двери. — Прекрасно, поступайте так, как знаете. Вот ключ, пожалуйста, ступайте прочь, вы изменили Господу, изменили мне, подите прочь! Я умываю руки.