— Я никогда не попаду в Рио,— возразил второй.— Об этом ты подумал?
— Нет, я...
— И вот еще что. Твоя жена.
— А что — моя жена? — переспросил Брэйлинг, начиная бочком пробираться к двери.
— Я к ней весьма привязался.
— Я рад, что тебе нравится твоя работа.— Брэйлинг нервно облизнул губы.
— Боюсь, ты все же не понимаешь. Я... я полагаю, что я люблю ее.
Брэйлинг сделал еще шаг и замер.
— Ты — что?!
— Я все думал и думал,— продолжал Брэйлинг-два,— как хорошо в Рио, а мне туда ни за что не попасть. И еще я подумал, что мы с твоей женой, мы могли бы быть вполне счастливы.
— К-как м-мило...— Самой небрежной походкой, на какую он Только был способен, Брэйлинг направился к двери погреба.— Ты не подождешь меня минуточку? Мне нужно позвонить.
— Куда? — нахмурился Брэйлинг-два.
— Неважно.
— В корпорацию «Марионетки»? Чтобы они приехали и забрали меня?
— Нет, нет — у меня такого и в мыслях не было!
Брэйлинг попытался рвануться к двери.
Железные пальцы сомкнулись на его запястьях.
— Руки прочь!
— Нет.
— Это тебя моя жена подучила?
— Нет.
— Она догадалась? Она говорила с тобой? Она знает? Эго ее рук дело?
Он пронзительно закричал. Чужая ладонь зажала его рот.
— Ты так и не узнаешь, верно? — вежливо улыбнулся Брэйлинг-два.— Так и не узнаешь.
— Она наверняка догадалась, она наверняка тебя подучила! — брыкался Брэйлинг.
— Я собираюсь поместить тебя в ящик,— сообщил Брэйлинг-два,— закрыть его и ключ потерять. А потом я куплю еще один билет до Рио, для твоей жены.
— Нет, нет, погоди. Постой же. Не сходи с ума. Давай все обсудим!
— Прощай, Брэйлинг.
Брэйлинг окаменел.
— Что значит «прощай»?
Десять минут спустя миссис Брэйлинг проснулась. Она приложила руку к щеке — только что кто-то ее поцеловал. Она вздрогнула и подняла глаза.
— Но... но ты никогда этого не делал,— пробормотала она
— А мы посмотрим, как это можно исправить,— пообещал некто.
Подмена
© Перевод Е. Петровой
К восьми часам она приготовила длинные сигареты, достала хрустальные бокалы, опустила зеленую бутылку в серебряное ведерко с мелко наколотым льдом. Огляделась: картины висят ровно, пепельницы расставлены как полагается. Тогда она взбила диванную подушку, отступила назад и прищурилась. А после заспешила в ванную и вернулась с пузырьком стрихнина, который предстояло засунуть под газеты на журнальном столике. Молоток и тонкий нож для колки льда уже лежали в нужных местах.
Она была во всеоружии.
Словно проведав об этом, тут же задребезжал телефон. В трубке прозвучало:
— Я уже поднимаюсь.
Он звонил из лифта, бесшумно плывущего по железной глотке здания, а сам тем временем приглаживал аккуратно подстриженные тонкие усы, поправлял белый летний пиджак и черный галстук. Сейчас он проведет рукой по светлым, чуть седеющим волосам — импозантный пятидесятилетний мужчина в прекрасной форме, сохранивший живость характера и охоту наносить визиты красивым женщинам слегка за тридцать, знающий толк в вине и прочих удовольствиях.
— Предатель! — шепнула она у двери за миг до того, как послышался негромкий стук.
— Добрый вечер, Марта,— сказал он.— Так и будешь разглядывать меня с порога? — Она коснулась губами его щеки.— Это называется поцелуй? — В его голубых глазах мелькнуло недоумение,— Ну-ка,— Он показал ей пример.
Закрыв глаза, она думала: разве не то же самое повторялось неделю, месяц, год назад? Откуда у меня эти подозрения? Какая-то мелочь. Сущий пустяк, даже не выразить словами. Что-то в нем изменилось — неуловимо, но бесповоротно. От этой бесповоротной, решительной перемены она потеряла сон. Вскакивала с постели в три часа ночи, чтобы успеть до утра слетать на вертолете в сторону побережья, где без перерыва крутили кино, проецируя изображение прямо на облака неподалеку от Станции, причем фильмы были старые, тысяча девятьсот пятьдесят пятого года: неисчерпаемые, как воспоминания о прошлом, они брезжили в океанской дымке над темной водой, а голоса актеров плыли по волнам прилива, словно голоса богов. Вот уже два месяца ее не отпускала усталость.
— Не чувствую отклика.— Он отстранил ее от себя и окинул критическим взглядом.— Ты чем-то расстроена, Марта?