— Ну что ты — завтра утречком выглянет солнце, и ты сразу почувствуешь себя лучше... Это все потому, что нет солнца.
— Солнца нет, и ветер поднялся...— прошептала Мари, закрыв глаза и прислушиваясь.— Завывает, как в пустыне. Непонятная страна эта Мексика. Или джунгли тебе — или пустыня И крутом разбросаны крохотные городки, вроде этого, где фонарей раз-два и обчелся...
— Между прочим, довольно большая страна.
— Неужели местные жители никогда не ощущают себя одинокими в этой пустыне?
— Думаю, они привыкли.
— И не боятся?
— Чего им бояться — у них есть вера, религия.
— Мне бы такую веру.
— Знаешь, если бы у тебя появилась вера, ты бы очень быстро разучилась думать,— сказал Джозеф.— Если отдаться целиком какой-то одной идее, то в голове просто не останется места для чего-то другого.
— Вчера,— тихо произнесла Мари,— мне только того и хотелось. Я рада была бы ни о чем не думать и целиком отдаться какой-нибудь идее, которая спасла бы меня от страха.
— Господи, какого еще страха? О каком ты говоришь страхе? — пожал плечами Джозеф.
— Если бы у меня была вера,— проговорила Мари, не обращая внимания на его слова,— то я бы знала, как себя приободрить. Я просто не умею выводить себя из этого дурацкого состояния...
— Боже, — пробормотал себе под нос Джозеф и рывком сел.
— Я всегда была верующей,— сказала Мари.
— Баптисткой.
— Нет. Тогда мне было лет двенадцать. Я перестала верить — потом.
— Ты никогда мне не рассказывала.
— Да нет же — ты знаешь...
— Какая еще вера? Гипсовые святые в ризнице? Или нет — какой-то специальный, собственный святой, к которому ты обращала свои молитвы, да?
— Да.
— И что же — он отвечал на них?
— Ну, немного. Один раз. А потом — нет. Ни разу больше. За долгие годы — ни разу. Но я все равно продолжаю молиться.
— Что же это за святой?
— Святой Иосиф.
— Значит, святой Иосиф.— Он встал и с оглушительным бульканьем налил себе воды из стеклянного графина,— Проще говоря, Джозеф, да?
— Это совпадение,— сказала Мари.
Некоторое время они в упор смотрели друг на друга. Затем Джозеф отвернулся.
— Надо же — гипсовые святые,— проговорил он, отхлебывая воду.
— Джозеф! — прозвучал голос Мари в повисшей тишине.
— Что?
— Возьми меня за руку, пожалуйста.
— Ох уж эти женщины,— вздохнул Джозеф, после чего подошел и взял жену за руку.
Через минуту она вдруг выдернула у него руку и спрятала ее под одеяло. Рука Джозефа так и осталась в воздухе, icy стая. Мари закрыла глаза и сказала дрожащим голосом:
— Надо же.,. Это вовсе не так здорово, как я себе представляла. На самом деле, когда я проделывала это в уме, было даже гораздо приятнее.
— Господи...— только и сказал Джозеф. Затем встал и направился в ванную.
Мари выключила свет. Теперь лишь тоненькая желтая полоска светилась под дверью ванной. Мари вновь прислушалась к своему сердцу. Оно стучало ужасно быстро — не меньше ста пятидесяти ударов в минуту. И вновь изнутри ее тела исходил какой-то отвратительный дребезжащий гул, как будто во всех костях завелись трупные мухи — и теперь жужжат, жужжат, жужжат... Она пыталась смотреть перед собой, но глаза ее будто перевернулись внутрь и видели только сердце. Сердце, которое разрывалось на части в 1рудной клетке.
В ванной шумела вода. Мари слышала, как муж чистит зубы.
— Джозеф!
— Да,— отозвался он из-за закрытой двери.
— Пойди сюда.
— Что тебе нужно?
— Я хочу, чтобы ты обещал мне кое-что. Пожалуйста, прошу тебя...
— Но что?
— Сначала открой.
— Я спрашиваю — что? Что именно? — раздался голос из-за закрытой двери.
— Обещай мне...— начала Мари и запнулась.
— Ну что, что тебе обещать? — спросил Джозеф, прервав затянувшуюся паузу.
— Обещай мне...— снова начала Мари и снова замолчала
На этот раз муж ничего не сказал. Мари обнаружила, что ее сердце стучит в унисон с часами. Где-то за окном скрипнул фонарь.
— Обещай мне. если что-нибудь... случится,— услышала она свой голос — такой глухой и далекий, будто она стояла в миле отсюда,— ...если что-нибудь случится со мной, то ты не дашь похоронить меня на этом кладбище, рядом с этими мерзкими катакомбами!
— Ну, не глупи,— отозвался Джозеф из-за двери.